Месть колдуна или Приключения медвежатника
Шрифт:
Глава 3
3
Наверное, самым счастливым, после всей недавней передряги, оказался именно Анка-пулеметчица. Ну, а что? Во-первых, подваливший солдатик, сразу же привнес с собою тепло, и поэтому, обняв и прижавшись к его телу, Анке стало так хорошо, что он даже на какое-то время задремал. Правда, не надолго, потому что вдруг нащупал своими тонкими музыкальными пальчиками, что-то твердое, лежащее во внутреннем кармане, гимнастерки солдатика. Этим «твердым», оказался флакончик дешёвенького одеколона «Сирень». А уж запах, так мечтательно защекотавший его ноздри, стоило открутить крышечку, и поднести флакон к своему носу, так и вообще вознес его на седьмое небо. Разумеется, будь он на воле, даже не подошел бы к такой дешёвке и наверняка презрительно сплюнул,
Сам флакончик был тут же закупорен крышечкой, и положен во внутренний карман, чтобы хоть иногда извлекать его оттуда, ощущать сохранившийся дивный аромат, и вспоминать вкус божественного напитка.
– Неплохо было бы и закурить, для полного счастья. – Подумал он. И тут его взгляд, остановился на лежащим неподалеку от него, спящем солдатике.
Уже ни мгновения не сомневаясь в своих действиях, Анка прошелся по карманам Рахмаджона, и вскоре перед ним находилась практически полная пачка «Примы», коробок спичек, военный и комсомольский билет, и чистенький беленький платочек, свернутый в несколько слоев квадратиком. Кроме этого под воротником, обнаружились две иглы, с обмотанными вокруг них черной и белой нитками, которые тот час, сменили своего хозяина и оказались под воротником Анки. Может для солдата три рубля, и считались огромными деньгами, но для зоны это было вообще ни о чем. Впрочем, Анка не побрезговал и ими, вернув в карманы владельца, только документы, которые точно были ему не нужны. Все остальное заняло места в его собственных карманах.
Закурив сигарету, и сделав глубокую затяжку, он критическим взглядом окинул своего подопечного, подумывая о том, можно ли ему поживиться еще чем-то необходимым для жизни. И тут его взгляд упал на сапоги. Пожалуй, это было самой наилучшей добычей. Сапоги, были тут же сдернуты с ног Рахмаджона, и после примерки, были признаны годными к эксплуатации. Обмотав реквизированными портянками свои ноги, и натянув сапоги, Анка рискнул даже встать во весь рост и притопнуть ногой, убеждаясь, что сапоги оказались впору, и теперь ни одна падла, не сможет доказать, что это ни его обувь. После чего заправив голенища под штаны, чтобы те не бросались в глаза, расстегнул китель Рахмаджона, и развязав тому руки, вынул левую руку из рукава гимнастерки, после чего расправил одну его полу на полу, улегся на нее прижавшись к солдатику всем телом, и вскоре пригревшись, уже радостно похрапывал рассматривая розовые сны, пришедшие вместе с легким опьянением, от выпитой «Сирени», выкуренной сигаретой и давно забытого тепла в нижних конечностях, пришедшего вместе с портянками и новенькими сапогами.
* * *
Беглецы зэка, оказавшиеся на свободе и спрыгнувшие на землю, некоторое время оставались на месте, поджидая, почему-то задержавшегося мутного товарища, которому все же удалось выполнить все, что он обещал. Но тем не менее особого доверия к нему, так и не появилось. Кто его знает, с какой целью он все это организовал. Поэтому посовещавшись между собой, мужики решили не затягивать, и пристрелить того, при первом удобном случае. Как говорится: - нет тела, нет дела. Тем более, что сейчас имелось чем.
Ждать пришлось не долго, но появился вскоре не этот медвежатник, а баранчик, взятый с собой в качестве живого мяса. И стоило только поинтересоваться, а где же сам герой дня, как беглые зэка, увидели то, что заставило их не задавать вопросы, а взять ноги в руки, и как можно быстрее покинуть это ставшее таким негостеприимным место. В то время, как поезд уходил, все дальше и дальше, арестантский вагон, оказался отцепленным, и потихонечку останавливал свой разбег. А в какую-то минуту, так и вообще остановился, как вкопанный, немного постоял на месте, будто раздумывая, что ему делать дальше, и парой секунд позже, все убыстряясь, покатил в обратную сторону, видимо скатываясь под горку. Это и стало тем моментом, когда беглецы, подхватившись, поскакали что было силы в лес, не оглядываясь по сторонам, и стараясь как можно быстрее, оказаться, как можно дальше от этого места. Решив, что разобраться, что произошло, можно будет и позже, а вот вернувшийся назад вагон, нес в себе немалую опасность быть замеченными, и пойманными.
* * *
Прапорщик Каширин, проснулся, когда еще только-только забрезжил рассвет. Сладко потянувшись на своей полке, некоторое время лежал, вспоминая последние мгновения сна, и прекрасную Любушку Якунину, которая хоть и была чем-то похожа на лошадь, зато в постели вытворяла всегда такое, что и рассказать, кому было стыдно и вспомнить приятно. Даже сейчас, в свои пятьдесят четыре, он не раз ощущал сырость при пробуждении, от ночных поллюций, когда она являлась ему во сне. Увы, на яву, она осталась в далеком прошлом, и прапорщик хоть иногда и вспоминал о ней, но нисколько не жалел о расставании. И даже в какой-то степени был рад, что в итоге они разбежались. Все же она была той еще… прости господи.
Пару минут, Сергей Александрович, еще нежился под теплым одеялом, когда в его голову вдруг закрались странные мысли.
– Интересно, - подумал он. – Почему я не чувствую покачивания вагона. Ведь это происходит постоянно, если вагон находится в движении. И не происходит только тогда, когда он стоит. Но если он стоит, значит мы приехали на станцию, где должны принимать новую партию зэка и сдавать тех, которые добрались до места. А если не доехали, тогда почему мы стоим? Может это какой-то разъезд?
Но насколько он помнил, не однажды следуя этим маршрутом, никаких разъездов, стрелок и подобной чепухи не ожидалось, за исключением разве что таежного поселка Студеновка, неподалеку от которого, собственно и находилась зона строгого режима. Посидев на своем ложе еще пару минут, прапорщик Каширин, решил подняться и посмотреть, что же происходит. И почему состав так долго находится на одном месте. Сунув ноги в сапоги, он поднялся, еще раз разведя руками, потягивая свое тело, и выглянул в коридор.
Один взгляд на происходящее, заставил его вначале очуметь, а затем заорать во все горло и с некоторым под взвизгом:
– Тревога! Мать вашу! Подъем сукины дети, всё блин просрали, кто отвечать будет? Я?! Хрен вам. Все нах сядем!
Разоряться действительно было из-за чего. Весь караул спал без задних ног в своем купе. Бодрствующая смена, занималась тем же самым, сползя с откидного стульчика на пол, положив под щечку пару своих кулачков, пошлепывая пухлыми губами, и пуская слюну до самого пола. Прямо за дверью висела шинель часового, закрепленная так, чтобы загораживать стеклянную дверь в коридор с камерами, а там…
Прапорщик Каширин схватился за сердце и сполз по стенке вниз, понимая, что песец подкрался незаметно. Хотя, что тут незаметного, все было как на ладони. В коридоре спокойно прогуливались осужденные. Некоторые из них присев на корточки о чем-то общались с зэка находящимися в других камерах, остальные совершали променад по коридору, а кто-то просто стоял у форточки, и спокойно смолил сигарету. А вот часового там не наблюдалось от слова совсем. И одно это говорило о том, что подкравшийся северный полярный лис, похоже, оказался отожравшимся до безобразия, и все это пахло далеко не Любушкиными прелестями из недавнего сна. А чем-то совсем вонючим, и мерзким.