Месть колдуна или Приключения медвежатника
Шрифт:
Разумеется, баночка с содержимым, изрядно пованивающая к тому времени, было брезгливо выброшена на помойку, а когда на вечерней проверке был задан вопрос, кому принадлежит эта гадость, друзья, тут же попытались что-то вякнуть на счет того, что это очень нужная в хозяйстве вещь. Правда, после того, как старшина зачитал состав этого вещества, один из дружков, тут же сорвался со всех ног в туалет, удерживая возле своего рта ладонь. А второй уже со следующего дня долго светил фонарями на обеих глазах, рассказывая всем, как упал с лестницы, наступив на кусок мыла. Дружба разумеется с того дня, тут же сошла на нет. (Кстати реальная история)
Конечно ничего жевать Рахмаджон не собирался, но узнать зачем его позвали было любопытно. Тем более, что хоть его и не подпускали
– Скажи мне мой юный друг. Ведь дважды, два – четыре?
– Да, - несколько удивленно, но уверенно, ответил солдатик.
– А два плюс два, тоже четыре?
– Конечно!
– А три плюс три шесть?
– Разумеется.
– А почему тогда трижды три девять?!
От последнего вопроса Рахмаджон прекрасно знавший таблицу умножения, сложения, и даже когда-то в школе легко возводил числа в степень, впал в ступор, не понимая почему такие разные ответы. И поэтому не успел даже вскрикнуть, когда дверь, ведущая в камеру, вдруг окатилась в сторону, а Рахмаджона схватив его за руки и полы шинели втащили в камеру. Мгновение спустя он почувствовал сильный удар по голове, и потерял сознание. Здесь его быстро освободили от ремня с пистолетом и шинели. Связали руки шнурками от обуви, в рот затолкали, какую-то вонючую тряпку, и тут же засунули бедного солдатика под нижнюю шконку, к обитающему там, опущенному - Анке-пулеметчице. Разумеется, последнего звали как-то иначе, но для Рахмаджона, это не имело особенного значения.
Между тем, его шинель, перепоясанная ремнем с кобурой, правда уже без пистолета, была напялена, на другого обиженного. И он был выпровожен в коридор, где вскоре и занял место в его конце, у двери со стеклянным полотном, закрывая своим телом весь вид, на коридор.
Между тем, из камеры, куда только что запихнули, потерявшего сознание солдатика, одна за другой, выскочили четыре тени, и не особенно рассусоливая, быстренько просочились в тамбур вагона, плотненько на ключ заперев за собой входную дверь. И как только они исчезли из поля зрения, дверь ведущая в камеру, тут же сама собой прикрылась, огораживая оставшихся там осужденных от центрального прохода. Рахмаджону, пришедшему в себя, тоже не оставалось ничего делать, как подергавшись некоторое время, и поняв, что самому ему не удастся развязать руки и выдернуть изо рта вонючий кляп, сделать еще несколько попыток освобождения, а после успокоиться и заснуть, прижавшись к Анке, чтобы согреться. Все же пол был изрядно холодный и почему-то сырой.
Тени, между тем собрались в тамбуре, и я глянув в боковое окно, а затем в центральное, вдруг обратил внимание, что Столыпинский вагон, прицеплен к товарному с тормозной площадкой. Нет, ну разумеется, можно было открыть боковую дверь, попрыгать на землю, а потом попытаться выбраться из этой передряги лесами. Но почему-то мне показалось, что тормозная площадка товарного вагона будет гораздо лучшим вариантом, развития событий. Тем более в голове тут же возникла очередная мысль, показавшаяся мне более рациональной, чем первая.
Поэтому недолго думая решил воспользоваться именно этим вариантом. Открыв дверь ведущую в сторону товарного вагона, предложил попутчикам перебираться именно туда. Сам же я ушел последним, вновь закрыв дверь на ключ. Даже если преследователи очнуться чуть раньше ожидаемого, пока разбудят проводника, пока найдут ключ, пока откроют, будет уже поздно. К тому же я совсем не хотел останавливаться на достигнутом. Тем более, что появилась такая оказия.
Увы, не все такие умные как я. И пока я закрывал за собой двери, большая часть моих попутчиков, перебравшись на тормозную площадку товарного
– Ты куда, придурок? – в сердцах воскликнул я.
– Так ведь все… - недоуменно начал он.
– Все в дерьмо бросились, и ты за ними нырнешь? Идиот. Запомни, мальчик. Всегда лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Хотя если хочешь, можешь, конечно, прыгать.
– А что делать?
– Сейчас увидишь.
Положив свой чемодан на пол, я открыл его и достал из него небольшой фонарик. Когда идешь на дело, важно, чтобы у тебя имелось все и на все случаи жизни. Закрыв свой чемоданчик и задвинув его чуть в сторону, я зажег свет и подозвал к себе паренька. По большому счету, я сейчас спас ему жизнь, ведь его и брали с собой, только для того, чтобы при нужде съесть. А так глядишь еще и поживет бедолага. Осветив сцепку я указал ему на два крана, которые необходимо перекрыть. Конечно, мое задание не прибавило ему храбрости и он уже наверное подумывал о том, что лучше бы спрыгнул с поезда, чем рисковал покончить собой под колесами вагонов. Но я все же убедил его, что ничего страшного в этом нет. Наконец парень спустился и перекрыл вначале один, а следом и другой кран. После того как он поднялся обратно действовал уже я. Спустившись на нижнюю ступеньку подножки, я взялся за кривой рычаг, соединенный со сцепным устройством, и резко потянул его вверх, расцепляя вагоны.
Если бы, краны не было бы перекрытыми, машинист сразу же увидел бы падение давления в системе, и понял бы, что один из вагонов расцепился. Разумеется, тут же последовало бы торможение, и моя задумка бы не удалась. К тому же из-за оборванного шланга и падения давления сразу же срабатывают тормоза. И расцепленный вагон может остановиться. Поэтому закрыв краны, я предупредил это действо, а вот расцепив вагоны, без падения давления, я заставил отцепиться Столыпинский вагон, который продолжит движение по инерции, и остановится несколько позже. Поэтому есть вероятность, что расцепку заметят далеко не сразу. К тому же поезд, на котором находился в этот момент я с мальчиком, за это время может уйти очень далеко. Именно на это я и рассчитывал, перебираясь сюда и расцеплявшая вагоны.
Похоже, мальчик, испугался недавнего моего требования, и потому, едва я спустился на подножку вагона, как тут же не став дожидаться моего появления, спрыгнул на землю с другой стороны площадки и похоже побежал догонять ранее спрыгнувших зэка. Наверное, быть съеденным оголодавшими побегушниками ему казалось более разумным, чем продолжать поездку со мной. Впрочем, баба с воза, кобыле легче. Скатертью дорога, мне же проще, не надо оберегать пацана, от неосторожных шагов.
Между тем поезд не останавливаясь летел по ночному лесу, а Столыпинский вагон, с каждой секундой отставал все дальше и дальше, и наконец скрылся с моих глаз после очередного поворота.
Я же, утроившись поудобнее, дотянулся до чемоданчика, открыв его подвесил на крючок свой фонарик, обеспечив минимальное освещение, и достав из недр чемодана дежурный бутерброд, решил перекусить, чтобы несколько привести в чувства свои нервы.
То, что этот мир далеко не мой, я уже отчетливо понял. Даже вагон, в котором я только что, ехал в какой-то там Комсомольск-на-Амуре, и то имел большие отличия от арестантских вагонов, моего мира. Там бы я наверняка провозился много дольше, да и вряд ли побег оказался бы таким легким как здесь, все же стража там, обладает даром эмпатии, и любая попытка побега сразу же становится им известной. Конечно есть способы обмануть и их, но все же так просто, сбежать бы не получилось. Да и это странное слово – Комсомольск? Что это такое интересно, на чью-то фамилию, ну никак не похоже, хотя есть некоторое сходство с французскими корнями, но все же несколько отдаленное. Да и где та Франция, и где Амур. Ну да ладно, будет день будет пища. Пока же мне нужно хорошенько отдохнуть, чтобы к утру оказаться свеженьким как огурчик. Дел предстоит много, и затягивать с этим не стоит.