Месть королевы мафии

Дэвис Шивон

Она смотрит на меня заплаканными глазами.

— Я не буду спорить, если ты захочешь развестись.

— Я не хочу развода. Хочу только тебя.

На несколько секунд на ее лице отражается шок.

— Ты не можешь так говорить. А как же дети? Тебе нужен наследник, который будет носить твою фамилию.

Возможно, пришло время оставить фамилию Греко в прошлом. Ею не стоит гордиться.

— Есть и другие способы завести детей. Мы можем попробовать ЭКО и суррогатное материнство, или можем усыновить ребенка, — я пожимаю плечами,

потому что, по сути, это не так уж и важно. Да, я хотел бы стать отцом, но не за счет потери жены. — Ты для меня всё, Катарина. Ничто другое не имеет значения, кроме тебя. Если у нас не может быть детей, ну и ладно, главное, чтобы у меня была ты.

Она снова начинает плакать, и я прижимаю ее к себе, крепко обнимаю, жалея, что у меня нет волшебной палочки, которая могла бы стереть ее боль и все исправить.

Я несу жену в нашу спальню, и мы вместе принимаем душ, смывая с себя ужасные события сегодняшнего дня. После того, как мы вытираемся и одеваемся, чтобы лечь спать, она настаивает на том, чтобы осмотреть мои раны. С бесконечной осторожностью она смазывает антисептической мазью швы на моей руке и втирает крем с арникой в синяк на виске.

Мы прижимаемся друг к другу в постели, и я баюкаю ее в руках, наблюдая, как она засыпает, и радуясь, что это происходит быстро. Неудивительно. Мы физически и эмоционально истощены после стольких напряженных дней. Мои веки тяжелеют, и я молча даю себе клятву сделать все, что в моих силах, лишь бы утешить ее в предстоящие трудные дни.

На следующее утро я просыпаюсь раньше Катарины, когда первые лучи солнца проникают в окно. Отправляю сообщение Фиеро, обнимая свою спящую жену, вдыхая фруктовый аромат ее волос и наслаждаясь прикосновением ее кожи к своей. К счастью, она крепко спала всю ночь. Я не отрываю от нее взгляда.

Густые ресницы трепещут, а из слегка приоткрытых губ струится воздух. Белоснежная простыня, подоткнутая у нее под мышками, слегка приподнимается спереди, когда она вдыхает. Гладкая оливковая кожа приятна на ощупь, когда я рискую провести пальцами по изящной линии ее шеи. Она слегка шевелится, и я останавливаюсь, не желая будить ее от столь необходимого сна.

Неохотно выбираюсь из постели. Хотя до нашей сегодняшней встречи с «Комиссией» еще многое предстоит уладить, я справлюсь с этим, пока она спит. Ей нужен отдых.

Мы с Фиеро бежим бок о бок вдоль береговой линии, и я напрягаюсь до предела, нуждаясь выплеснуть злую энергию, все еще текущую по моим венам. Друг не произносит ни слова, пока мы не возвращаемся в дом, запыхавшиеся и покрытые потом от энергичной пробежки.

Я запихиваю мокрую футболку и носки в корзину в прачечной, иду на кухню босиком и в тренировочных шортах. Подхожу к холодильнику, чтобы взять две бутылки воды, когда мой приятель начинает разговор.

— Выкладывай, — говорит он, снимая майку и вытирая ею пот со лба.

Я швыряю в приятеля бутылкой, а сам выпиваю половину своей, прежде

чем прислониться к стойке и подумать, с чего начать.

Фиеро хмурится, оценивая страдание на моем лице.

— Все плохо.

Я киваю.

В его голубых глазах мелькает понимание.

— Она рассказала тебе остальную часть своей правды.

Я сглатываю комок эмоций, застрявший у меня в горле, и снова качаю головой.

— Это хуже, чем плохо, — признаю я, потирая мокрую от пота грудь, которую пронзает острая боль. Смотрю на своего друга, пересказывая историю Катарины, наблюдая, как его лицо бледнеет.

— Это ужас, — Фиеро запускает пальцы в свои спутанные светлые волосы. — Никогда бы в жизни не подумал, что ты скажешь такое.

Скрестив руки на груди, я изо всех сил пытаюсь дышать, преодолевая цунами эмоций, захлестывающее мое тело.

— И как мы должны с этим справиться? — я почти задыхаюсь. — Я не знаю, как она вообще выносит мое присутствие, но благодарен, что она не обращает внимания на то, какая кровь течет в моих жилах.

— Ты не похож на своего брата. Она знает это и любит тебя.

— Это убивает меня, чувак, — слезы наворачиваются на глаза. — При мысли о том, что он делал с ней — в нашем доме — а я понятия не имел… — все, что я сдерживал внутри, взрывается, и я так разражаюсь слезами, как никогда раньше.

Фиеро встает рядом, обнимает меня и тихо утешает.

— Это не твоя вина. Ты не несешь ответственности за то, что Карло, Примо и твой отец сделали с ней.

— Но я чувствую ответственность. Она моя жена, и моя семья причинила ей боль. Из-за них она не сможет стать матерью.

На его лице отражается сочувствие, когда он кладет руку мне на плечо.

— Мне так жаль, Массимо. Скажи, чем я могу помочь.

— Нам нужно обеспечить неопровержимость улик, чтобы, когда мы укажем пальцем на Братву, не оставалось никаких сомнений.

— Об этом уже позаботились, — он отпускает меня, облокачивается на стойку и пристально смотрит. — Ты собираешься рассказать ей о другой проблеме?

Я планировал рассказать Рине, потому что мы договорились, что больше никаких секретов не будет, но это только добавит ей проблем. Ситуация разрешена, и ей не обязательно знать. Будучи ее мужем, я должен принимать такие решения, чтобы защитить ее. Качаю головой.

— Не могу сказать сейчас. У нее и так слишком много забот. Я перевел деньги до твоего приезда.

— Чем скорее мы вышвырнем эту русскую мразь из США, тем лучше.

— Блять! — восклицаю я, когда мне в голову приходит одна мысль. — Неудивительно, что Рина не решалась навестить мою мать и держалась отстраненно. Ей было тяжело возвращаться в тот дом, а я и понятия не имел, — я обхватываю голову руками, когда мне в голову приходит еще одна мысль. — Я снесу этот дом, начав с гребаного фонтана, — помню, что она сказала о воде, и теперь знаю, что она говорила не о Пауло Конти.