Месть Ледовой Гончей
Шрифт:
Я же просто шел, опустив голову и размышляя о том, что буду делать дальше. В сердце зрела мрачная решимость. Все должно закончиться. Чем быстрее, тем лучше. У меня больше не осталось сил терпеть и ждать. План моих товарищей казался пустой потерей времени. Пока мы будем прятаться – кто знает, что случится с Фарри, Неприкасаемыми и Мертвецом. Ведь если разбираться в частностях – нашей вины ни в чем нет. Наемники напали первыми, и Буран с Торосом лишь защищались. Если копнуть поглубже, то выяснится связь охотников за удачей с черными капитанами, а враг врага всегда может рассчитывать на снисхождение. Мертвец тоже ни в чем не виноват, и может быть, он уже переговорил с кем-нибудь из
Если ему, конечно, позволили это сделать… Но есть шанс. Есть шанс.
Путь до лифтовой платформы, у которой собирались люди для подъема на верхний уровень, прогнал дурные мысли и внушил надежду.
Когда скрипучие двери открылись на верхней палубе, где сквозь стекла на потолке вспыхивало небо Пустыни, я уже убедил себя в том, что все не так плохо, как мне казалось. Но потом мы вышли на освещенную множеством фонарей улицу, сверкающую от вымытой мостовой, и меня опять одолели сомнения. Чрезмерная уверенность в собственной правоте уже отправила в небытие Шона…
Изначально я хотел отыскать городскую ратушу и найти там Добрых. Рассказать кому-нибудь из местных владык правду о своем путешествии, показать ему компас, поведать о тех бедах, через которые прошли мои друзья, угодившие в застенок Барроухельма. Какое-то время это казалось хорошей идеей. И к моему стыду, я даже представил на миг странную картину: моих измученных друзей выводят на эшафот, составленный на центральной площади. Вокруг постамента собирается толпа и требует крови преступников. А потом появляюсь я, поднимаюсь наверх и обращаюсь к судье с трогательной речью, цепляющей за душу каждого человека на площади. Тишина отвечает мне, пристыженные жители Барроухельма опускают глаза, и судья освобождает Фарри, Бурана, Тороса и Мертвеца…
Как можно контролировать такие полеты фантазии? Иногда представляешь и думаешь о таком, что хочется вычистить свою память, вырезать те гнилые места в голове, из-за которых появляются такие мысли, даже явление которых уже постыдно.
Я не знаю, может, у других людей так же? Может, у всех появляются мысли, за которые становится стыдно уже через миг, но от которых никак не отмыться спустя годы?
В любом случае план пробраться в ратушу растворился по дороге сам собой. Потому что кто вообще меня пропустит внутрь?! Совет города выступил против черных капитанов. Открыто. Он уже пережил террор Ледовой Гончей и вряд ли теперь встречает каждого незнакомца с распростертыми объятиями. Особенно того, кто похож на разыскиваемого слугу древнего врага.
Ну а если и встречают Добрые всех страждущих – кто может гарантировать, что среди Совета не окажутся такие люди, как капитан Стиперсон или же ректор Академии, прикрывавший засаду наемников? Что, если я отнесу компас прямиком в руки слуге Радага?!
Ко мне вновь вернулось уныние.
Несмотря на поздний вечер, по центральной улице города-корабля то и дело прокатывались небольшие самоходные трехколесные повозки. Впереди, за рулем, сидел водитель и усердно крутил педали, иногда позвякивая колокольчиком, чтобы предупредить прохожих, а позади него, вольготно раскинувшись в двух удобных сиденьях, отдыхали пассажиры. У многих на груди, на видном месте, располагалась вышитая пирамида Добрых.
По краям улицы сверкали зазывающие вывески. Я то и дело замечал группы людей в рабочей одежде, входящих и выходящих из переулков. Должно быть, многие улочки отсюда вели к техническим помещениям, лифтам, ходам, межпалубным отсекам, шахтам, котельным. Ежедневный титанический труд техников города позволял кому-то расслабленно катиться по центральной улице и думать о чем-то кроме выживания. Наверняка и глубокой ночью работа
Хотя, каюсь, на пару мгновений я поймал себя на мысли, что хотел бы проехаться по Барроухельму на такой штуке. И желательно за рулем! Но потом сам одернул себя. Не время размышлять о глупостях.
Не время…
Три Гвоздя уверенно вел нас по праздничной улице. Казалось, будто он каждый день ходит тут по делам и не хочет терять ни минуты, заранее просчитав свой маршрут. Я едва поспевал за ним и Саблей: мешало неудобное платье, страх поднимать голову и нелепая шапка, то и дело загораживающая обзор.
Мы миновали Академию, сверкающую окнами, в которых отражались огни улицы. Ничто здесь не говорило о случившемся несколько часов назад происшествии. Город поглотил несколько жизней и не поперхнулся. На ступенях сидела группка юношей и девушек, о чем-то весело переговаривающихся. Мимо прошел патруль стражников в сопровождении мужчины в капюшоне. Я почувствовал эмпата, но тот меня не заметил.
Дома по обе стороны широкого проспекта разительно отличались от коробок нижней палубы. Наверх вели извивающиеся лесенки с высокими перилами, с каждой площадки вдоль палисадников тянулись огороженные фигурными балюстрадами дорожки. Над крошечными арками, ведущими к разноцветным домам, тоже горели шаманские фонари. Большой город пытался быть не просто скоплением жилых помещений – каждый живущий здесь, получалось, обладал крошечным кусочком своей территории, огороженной от соседей невысоким заборчиком.
Вскоре мы добрались до Оранжереи, таящейся под достигающим потолка стеклянным куполом, и несколько минут шли мимо, а я все пытался пробиться взглядом сквозь мешанину отражающихся в стекле фонарей. Свет внутри не горел, ворота были закрыты, и потому гордость Барроухельма так и осталась для меня сокрытой. Хотя теплый воздух тут пах не так, как у Академии: в нем смешался удивительный аромат, напомнивший о теплицах Снежной Шапки и Кассин-Онга.
Гостиница располагалась совсем рядом с Оранжереей. Мы прошли не больше двух сотен ярдов, прежде чем Три Гвоздя с уверенным видом свернул направо. У высоких дверей вытянулся мужчина в пестрой одежде, разукрашенной цепочками, какими-то блестящими значками и меховым наплечником.
– Добро пожаловать в Обитель. – Он услужливо распахнул двери перед благородными господами и мною. Тройка отблагодарил его коротким кивком и вложил в услужливо протянутую ладонь монету.
Мы оказались во дворце. Именно такими я себе представлял дома владык древнего мира, добравшегося до нас с легендами сказителей. Высокие стены красили большие полотна с видами Пустыни и ледоходами, висели на фоне щитов перекрещенные мечи и алебарды, на полках стояли диковинные находки вроде сломанных артефактов Цитадели или же черепов снежных тварей, в нишах замерли статуи воинов и чучела зверей Пустыни. Множество светильников не оставляло в просторном зале ни единого места для тени. Вдаль, к помосту, на котором расположились бардеры, тянулись ровные ряды столиков, расставленных так, что каждый гость мог чувствовать простор вокруг себя и не думать о соседях. Посетителей в роскошной гостинице оказалось немного – половина столов пустовала. Нам навстречу поспешил человек, одетый не так диковинно, как мужчина на входе, но не менее изящно.