Месть Ледовой Гончей

Погуляй Юрий Александрович

– Коробочка, – с глупым видом прокомментировал он спустя пару секунд. Повертел компас в руках, щелкнул крышкой, и его лицо озарилось голубым сиянием. – Коробочка с компасом Цитадели. И что это, ребенок? Неужели твоя жалкая жизнь и покой стоят меньше вот этой игрушки? У нашего хозяина их была истинная прорва, хотя это ему и не помогло.

Торос вздрогнул при этих словах, бросил возмущенный взгляд на товарища. Тот с пренебрежением еще раз покрутил артефакт в руках, захлопнул крышку и бросил на одежду. Сердце екнуло. Вдруг разобьет? Вдруг сломает?

«И что тогда, а?»

– В

следующий раз Торос выбросит ее за борт, – прогудел Торос. – Потом скажешь спасибо. Нельзя ходить по льду с опущенным якорем.

Он не шутил, я понял это так же четко, что снег холодный, а Темный бог существует.

– Да, ребенок весь завтрак словно на черном льду сидел. Маленький, глупый, сумасшедший, – скривился Буран. – Что ты в нем нашел, Торос? Среди палубников есть ребята, на которых можно потратить время, раз уж у тебя так неожиданно появилось светлое, несомненно, желание подготовить Дувалу бойца. Вон взять Рэмси и сделать из него убийцу. Парень давно просится.

Торос не ответил.

Думаю, ничего интересного в том, что было дальше, нет. Скажу лишь, что ближе к вечеру я, едва способный двигаться и думать, тихо спросил Тороса, почему за весь день мы ни разу не взяли в руки оружия или не учили ударов.

– Ты слишком торопишься, – сказал бородач. – Научись терпению.

Это же он повторял многие дни после, когда уже учил меня обращаться с оружием. Но с каждым разом в его голосе все больше и больше проскальзывало сожаление – воин из меня не получался.

А потом «Звездочка», преодолев многие мили суровых льдов, добралась наконец до Приюта. Торгового форпоста купеческой гильдии «Киты и броненосцы».

Глава восьмая

Приют и чай «по-приютски»

Приют находился на небольшом пологом холме, окруженном валом льда. Отсюда, с пристани, я видел только выстроенную из ледяных блоков стену вокруг поселения и главные ворота с прохаживающимися часовыми. Хотя сложно сказать «видел». Небо в этом месте казалось мне еще ниже, чем обычно. Тяжелое, мрачное, обтекающее мир и стирающее грани между Пустыней и облаками. Серая масса без конца и края, с едва угадываемыми контурами. Пределы Приюта и примыкающие к ним склады и ангары казались мне нарисованными.

Не знаю, но я ожидал большего от столь манящей корсаров цели. Приют оказался очень маленьким городком, размером, наверное, с центральный рынок Снежной Шапки. И кораблей вокруг было очень мало. Стояла пара шаппов с гербом «Китов и броненосцев», на котором над черным силуэтом ледохода парил снежный кит. Почти утонул в сугробе ржавый остов полуразобранного экспедиционника, да ждали работы припорошенные снегом портовые тягачи. И все.

Хотя на отшибе, у торосов, торчал довольно странный ледоход, похожий на однопалубный лайар путевиков, только более изящный и надежный одновременно. Маленькая кабинка гнездилась на удивительных гусеницах, которые словно обнимали неровности льда, а не растирали их в снежную крошку.

Я наблюдал за разгрузкой «Звездочки» с технического трапа второй палубы, наслаждаясь привилегированным положением. Там внизу трудилась наша палубная команда, сгружая на лед добычу, и я искренне радовался тому, что мне не нужно таскать со склада тяжеленные ящики и мешки. Хотя, признаться честно, немного скучал по простой работе. Ежедневные

изнуряющие тренировки под пристальным надзором Неприкасаемого мне успели надоесть. Тем более что я не видел в них никакого проку, и, как я уже говорил, мой учитель и сам уже успел пожалеть о своем решении.

Один раз Буран, наблюдающий со своего топчана за тем, как Торос учит меня обращаться с клинком, сказал:

– Мои глаза не выдерживают твоих стараний, брат Торос. Они хотят забраться ко мне в голову поглубже и спрятаться, а еще лучше лопнуть и осесть красивыми брызгами. Ребенок, пожалей старого Неприкасаемого, сходи на вторую палубу как бы по делам и разбейся на ступенях трапа, а?

Бородач ему не ответил, а я обидные слова весельчака запомнил. Без злости, но запомнил. Мне и без комментариев Бурана хватало самоуничижительных мыслей о своих силах и о том, как благородный Неприкасаемый мучается, воспитывая такого бойца. А тут еще этот взгляд со стороны.

Нет, у меня получалось. Я старательно повторял за Торосом все пируэты и честно пытался понять: зачем делается то или иное движение, почему ногу ставить надо так, а размах совершать эдак и непременно с таким вот оборотом. Но при этом никак не мог сдержать себя. Мне казалось, что если я сделаю шаг вот именно сейчас, то успею достать противника, дотянуться до него. Или уйти из-под удара, обойти сбоку, поднырнуть – но каждая моя попытка заканчивалась болезненным тычком затупленного клинка и флегматичным Торосовым:

– Убит.

Буран фыркал, я злился на свою поспешность, клялся про себя в следующий раз быть осторожнее, но потом либо действовал слишком медленно, тщательно, либо вновь торопился.

По вечерам, если оставались силы, я выползал к печке «У Полового» и, закутавшись в грязное одеяло, слушал разговоры моряков и смотрел на огонь. Мне очень не хватало Фарри. Мой друг, став стюардом капитана, внизу появлялся только по поручениям Грома.

Так посреди ржущих моряков, шутливо задирающих друг друга, я оказался серой тенью. Молчаливой, хмурой, одинокой. Я быстро привык к злым остротам, насмешкам, грубым подтруниваниям – такова была палубная команда «Звездочки», иначе они не умели. А мне иногда хочется просто поговорить. О чем-то, кроме вонючих портянок Грэга, слабого живота Патта или храпа Орри. Не смеяться со всеми над тем, как Сабля поддевает страхи Шона, а Скотти пытается достать молчаливого Громилу, – а думать о чем-то большем. Когда отправлялся спать в нашу ячейку, я с грустью смотрел на пустой топчан приятеля.

«Я выберусь», – говорила надпись на перегородке за моей спиной.

Мне тоже хотелось выбраться.

Перед сном мне все чаще вспоминался Кассин-Онг и та жизнь «до» прихода Темного бога, разрушившего мою деревню. Я вспоминал брата и Лайлу, Пухлого Боба и Сканди, Сансу и даже того мрачного наемника, нашедшего труп Одноглазого и оставшегося где-то во льдах прошлого.

Наверное, я скучал по Фарри. По его дару прогонять прочь мои дурные мысли.

И по компасу, который отдал другу во второй день моего обучения у Тороса. Помню, как загорелись глаза Фарри, и как он с жаром и захлебываясь от важности момента благодарил меня за такое доверие. Помню, как он сунул драгоценный артефакт себе за пазуху и я с трудом удержался от того, чтобы не забрать проклятую вещь обратно.