Месть нерукотворная
Шрифт:
О Таких метаморфозах в своей жизни Вогез, и в прежние времена отличавшийся особой предпринимательской жилкой, не мог даже мечтать. И что вовсе удивительно, ни его криминальное прошлое, ни его запачканная донельзя биография в этих условиях никому не помешали. Для всех братков и даже товарищей по школе, — тех, с которыми в рыночных условиях отношения сложились уже на новом уровне, он стал уважаемым, успешным бизнесменом, с ним не чурались вести дела даже высокопоставленные чиновники из Белого дома; Администрации Президента, из крупных отечественных и западных фирм, нефтяные магнаты и многие другие — когда-то он не смел даже подумать, что сможет встретиться с ними хотя бы или пообедать в ресторане. Очень нравилось ему это неожиданно свалившееся на него счастье: в дружках и товарищах у него не кто-нибудь, а сначала — Генеральный секретарь ЦК КПСС, потом — первый Президент Российской Федерации. Такого он, завершивший все-таки свою учебу в школе и получивший, несмотря ни на что,
«Наша взяла», — подумал он, размышляя по дороге обо всем этом и имея в виду не только себя, но и многих нынешних предпринимателей, с которыми теперь встречался чуть ли не ежедневно, ведя утомительные переговоры о развитии своего крупного по нынешним меркам бизнеса.
Ему самому было до крайности интересно видеть не во сне, а наяву свои сказочные превращения, свою роль в обществе, значимость в собственных глазах, в конце-то концов, что также было совсем немаловажным обстоятельством. Однако до сей поры Вогез, с детства склонный к философским размышлениям в оценке своих поступков, никак не мог объяснить себе этого. Он почему-то внутренне продолжал завидовать своим школьным товарищам, имевшим когда-то рыбок, из-за которых и начались все его бесчисленные приключения. Скитания по колониям, лагерям, тюрьмам, в каждой из которых нужно было не только постоять за себя, всегда заново завоевывая авторитет среди старших по возрасту, но и заставить их, видавших виды, уважать себя. Причем все, что он делал, все свои поступки в дальнейшем, после того как менты уволокли его со ступенек пруда в парке имени Кирова в Ташкенте, где он ловил ведром водяных блох — дафний, он по какой-то необъяснимой для него причине все время сверял с оценкой тех ребят, с которыми ему довелось учиться в школе на улице Шота Руставели.
Вот и сейчас он с гордостью подумал о том, как бы отреагировали они, узнав про его огромное состояние. Особенно посмотрев новый дом в Жуковке, взглянув на все его золото, костюмы из бутиков Парижа, Вены, Рима, которые он приобрел всего за несколько лет. А картины выдающихся мастеров, которые скупал со страстью коллекционера, прежде всего, конечно, обожаемых им импрессионистов. Да и пара небольших полотен сецессионистов были совсем недурными. А уж от висевшей над камином иконы Спаса Нерукотворного все бы они просто писали кипятком. Особенно девки. Вот это было бы да.
«Да только чтобы увидеть этот момент, — подумал довольный Вогез, — стоило жить. Вот был бы класс. Надо как-нибудь поехать в Ташкент, собрать в ресторане всех бывших школьных товарищей, посидеть с ними, заодно и узнать, кто кем стал, как сложилась жизнь, может, и помочь. Кому нужно будет, помогу. Вот решу сейчас с иконой, обязательно так поступлю. Стоит, несомненно. От этой мысли ему стало до глубины души приятно и даже как-то чересчур радостно на душе. Тем более, рассказывают, что жизнь в Узбекистане остановилась еще лет десять назад. Многие выехали за рубеж: кто в Америку, кто в Израиль, кто в Германию. А что делать, работы не стало… Те, кто остался, небось бедствуют, живут всего на несколько долларов в месяц. Поймут наконец-то, кто такой Вогез и что может значить в их жизни близкое знакомство с ним».
Он даже вспомнил, как исключительно из зависти к прошлому и даже из непонятно почему обуявшей его злости, вернувшись после первой отсидки, когда его школьные товарищи все до одного учились в институтах, он пригласил случайно встретившуюся ему как-то на улице Инку Басманову поехать с ним отдохнуть на Ташкентское море. Она спокойно согласилась. К этому моменту дочка директрисы вокзального ресторана училась на втором курсе музфака пединститута, у нее были свои «Жигули», своя, хорошо отделанная и модно обставленная квартира, в которой она жила одна с домработницей, и много еще такого, о чем Вогез и не мечтал тогда. Зато у него были деньги, с которыми в отличие от нее он расставался легко и без всякого сожаления, что для Инки было просто недосягаемо.
Поехали они на следующий день рано утром, по прохладе, на Инкином белом «Жигуле». Взяли с собой бутербродов, зелени, пару бутылок коньяка. Тормознули подальше от всех купающихся, на довольно пустынном берегу илистого водохранилища, называемого почему-то морем. Инка прихватила с собой большую махровую простыню, несколько китайских полотенец, спальный мешок, чуть ли не ящик газировки и много всего другого, пригодившегося на отдыхе. Потом, расстелив простыню на выгоревшей траве возле самой воды, положила на нее развернутую газету, на которую вывалила пакеты с заготовленным провиантом. Аккуратно разложила все на этом столе: поставила картонные стаканчики, насыпала из баночки соли, порезала огурчики, помидоры, положила сваренные вкрутую яйца, несколько кусков черного
— Давай, наливай! — почти приказным тоном сказала она.
Тот быстро вытащил пластмассовую пробку из бутылки зубами и бережно наполнил по полстаканчика шоколадной жидкостью. Инка, стоя в таком виде перед столом, одним махом опрокинула коньяк, потом протянула руку к булочке с икрой, с превеликим удовольствием закусила и так же осторожно пошла надевать свой купальник.
Вогез оглянулся по сторонам с явным испугом. Местность была абсолютно голой. Только выжженная колючая трава на глинистом берегу водоема и Инка в чем мать родила. Выглядела она довольно пикантно. Невысокая, метр с кепкой, беленькая, русоволосая, нос картошкой, груди, как маленькие налитые соком дыни «кандаляшки», с набухшими розовыми сосками. На фоне этого азиатского пейзажа под палящими лучами солнца она смотрелась как на картине выдающегося художника, обожающего пышные формы. Причем, что удивительно, ее абсолютно не смущало отсутствие какой-либо растительности на этом диком пляже. Он же волновался безмерно не только из-за ее чересчур смелого вида, но и возможности появления здесь кого-нибудь из тех многочисленных отдыхающих метрах в пятистах отсюда людей. К тому же его, глядя на школьную знакомую, безобразно мучила похоть, которую преодолеть в себе он просто был не в силах.
Тем не менее усилием воли Вогез подавил это чувство, проглотил застрявший было в горле кусок бутерброда и, выпив еще немножко пахучей приятной жидкости, преобразился в пляжный вид сам, оставшись в темно-синих с красной полоской югославских плавках «Спидо», специально приобретенных для этого случая за хорошие деньги у барыги на барахолке. Выглядел он тогда совсем неплохо. Подтянутый, ни жиринки, со слегка поседевшими раньше времени густыми вьющимися черными волосами. Да и лицом немного напоминал актера Джигарханяна, что особо привлекало к нему внимание женщин. Но те, с которыми он встречался сразу после возвращения из мест не столь отдаленных, даже рядом не стояли с Инкой. Она не была красавицей, но манерами, поведением, наглостью и полным, казалось, безразличием к привычным нравам азиатского общества превосходила даже тех девиц легкого поведения, которых Вогез клеил в гостиницах и которые за деньги не прочь были провести с ним в номерах денек-другой.
Надев купальник и приведя в порядок прическу, Инка расположилась у края газеты возле их импровизированного и достаточно богато накрытого стола.
— Ну что ж, вот теперь давай по-настоящему наконец-то выпьем за нашу замечательную встречу, которая происходит спустя столько лет, — сказала она, не торопясь, поднимая свой коричневый бумажный стаканчик. Вогез протянул навстречу ей свой, также наполовину наполненный коньяком.
Под палящими лучами солнца, казалось бы, не замечая изнурительной жары, они просидели за своим столом несколько часов кряду, сметая привезенные продукты и активно запивая их пахучим напитком. Инка увлеченно рассказывала обо всех бывших школьных друзьях. Кто кем стал. Кто и куда пошел учиться. Чьи родители достигли высот. Кто и что делает для своих детей. Это она умела — еще в младших классах стала ходячей энциклопедией жизни «А» класса двадцать пятой школы, которая по неведомой для всех причине после того, как они окончили восьмой класс, стала школой для тугоухих детей, что, естественно, раскидало всех учеников по разным учебным заведениям города. Само собой, и вспоминать даже о том, что когда-то они учились здесь, стало как-то неприятно.
— Родители Сергея Желобова, — тараторила Инка, — продав неплохо «Волгу», смогли лишь на второй раз помочь ему успешно поступить на экономфак МГИМО. Решетников не только успешно заканчивает ташкентский иняз, но и уже пристроился в качестве переводчика ЮНЕСКО и работает за хорошие деньги персонально с приезжающими в Узбекистан стипендиатами и специалистами этой авторитетнейшей международной организации. Оршер пошел по стопам отца и собирается стать учителем физкультуры. Бородин конечно же метит стать известным врачом, скорее всего, хирургом, и на сто процентов им будет. Мостова с Петровой готовятся стать архитекторами, и одна из них провела уже в городе свою выставку. А отец Мишки Абрамова — замкомандующего округом и, естественно, сын успешно заканчивает военное училище. Военным собирается стать и Васька Стыров.