Месть нерукотворная
Шрифт:
Но только следы ее пока находят то там, то здесь, вот и все. А самой иконы никак обнаружить не удается. Поняла?
Ответив так, Геннадий подумал, что утренний допрос окончен. Но не тут-то было.
— Знать-то я все хорошо знаю, Геночка, — ответила Алка, вновь перевернувшись на спину и чересчур сексуально, широко разметав, свои пухлые короткие ножки поверх одеяла. — Но ведь и то слишком хорошо помню, что с хозяевами этой иконы, мать даже твоя рассказывала, все время какие-то страшные истории приключались. Не так ли? Ты же сам не раз мне рассказывал. Погибали все они, что ли, как правило, а икона вроде бы опять исчезала. Так же? Нет, Геночка, на этот раз ты меня не отвадишь. Я сама во всем разберусь,
— Отстань ты, какая же ты все-таки навязчивая, — небрежно и достаточно грубо отрезал он, явно собираясь перейти к водным процедурам.
— Да, ладно, Генусь, не обижайся на свою золотую рыбку, не сердись и не груби, тебе это совсем не идет. Беги лучше сюда, ко мне, мой милый. Я чувствую, что ты опять готов.
Забыв обо всем на свете, Геннадий выскочил из ванны и вновь оказался в объятиях своей ненасытной жены, в этот раз вновь проявившей свои изысканные сексуальные способности. К тому же она купила и сегодня специально приготовила для разжигания костра любви снадобья из магазина «Интим». Сделала она это не только из любви к такому виду спорта, что ей было не чуждо, но и в интересах дела.
— Какой же ты все-таки, мой козлик, грубый… — только и успела проговорить Алка.
С этими воспоминаниями и через край переполнявшими его чувствами и мыслями Геннадий уверенно подошел к обитой бордовой кожей дубовой двери хорошо знакомой ему квартиры сестры и нажал на кнопку звонка.
ГЛАВА 11
Светский раут
(Рублево-Успенское шоссе. Поселок Жуковка)
«Кто не знает Рублевки, не знает жизни», — любил повторять частенько Иннокентий Викторович Ряжцев, в прошлом потомственный крестьянин Дмитровского района Московской области, где так и остались жить и зарабатывать себе на хлеб нелегким сельским трудом его многочисленные родственники. Сам же он отделился от них довольно давно, пойдя вначале по комсомольской, а потом и по партийной дороге к вершине горы, называвшейся властью. Довольно непросто пережив новую революцию и крушение империи, он вскоре сообразил, что к чему, и устремился туда, куда в новых исторических условиях перешли многие его товарищи по партии — в Администрацию Президента новой России, а потом и в Белый дом — поближе к исполнительной власти. И не жалел об этом своем поступке больше никогда.
Дом Иннокентия Викторовича в Жуковке всегда сиял ослепительными огнями и всей своей роскошью, просто кричащей изо всех углов и даже щелей громадного особняка. Сегодня у него на фазенде был особый, сугубо торжественный день. На вечер был назначен настоящий светский раут. Собирался самый близкий круг его друзей и знакомых. Да и повод для такого мероприятия был самый что ни на есть серьезный: Галина умудрилась полностью обновить дизайн второго и третьего этажей дома, поэтому даже специально ездила в Англию. Там жил и творил ее личный дизайнер, как она гордо говорила своим приятельницам, мировая знаменитость — Ричард Бартон.
«Да чтобы иметь дело с Ричардом или хотя бы познакомиться с ним, — думала она, — мои новые рублевские подруги отдали бы не только бешеные бабки, но и сами бы отдались ему в любой момент. Хотя Ричарда они бы вряд ли привлекли. Он был ходоком не по женской, а исключительно по мужской части — „голубым“ с рождения. С другой стороны, может быть, красавчика Ричарда заинтересовали бы их мужья-толстосумы? Без сомнения, заинтересовали бы.
И что за напасть — все мои знакомые богатые мужики, — продолжала размышлять она, — выглядят чуть лучше Квазимоды! Бывают, конечно, редкие исключения. Но очень уж редкие. Мне, во всяком случае, такие типы не попадались пока, — подумала Галина, с явной тоской вспоминая своего мужа в самых невероятных ситуациях. — Не попадались и не попадались. Ну и хрен бы с ними, на кой ляд они мне нужны. Мне и так неплохо. Все завидуют. Пережили голод, как говорит мой старый знакомый, переживем и изобилие.
Все видят только верхнюю часть айсберга. А что скрыто под водой, это уж только моя забота и моя проблема. И к тому же кто знает из моих знакомых или родственников, как ведет себя Иннокентий в постели. Что в самые интимные моменты он, как поросенок, хрюкает от удовольствия, визжит даже иногда, когда ему это удается — увы! — крайне редко. Никто не знает и того, что сами эти сексуальные моменты длятся у него мгновенье и, слава Богу, совсем не часто, раз в два, а то и в три месяца. А уж после секса для Иннокентия наступает самый сладостный момент: он довольно быстро отваливается на другую сторону и буквально через секунду начинает громоподобно храпеть. Да так, что стены трясутся».
Рассказать об этом Галина, конечно, не могла никому. Что ж, такой уж он уродился. Зато вот он — особняк на Рублевке. Отделанный и обставленный по проекту самого супермодного в высоких европейских кругах дизайнера. Самого сэра Ричарда Бартона. Такое не каждому по зубам, даже на знаменитой Рублевке. А шмотки что, не в счет, что ли? Покупка нарядов на показах от кутюр у самых модных домов моды чуть ли не во всех столицах мира. Это разве не дорогого стоит? А видеть черную зависть в глазах приятельниц, когда она, выходя из нового «Бентли Континенталь», появляется в этих зашибенных нарядах, приобретенных после известного дефиле в Лондоне или Париже. Этого всего мало, что ли? А брюлики? Черные, желтые, белые… А диадемы, браслеты, колье… А дом в Англии? А коллекционное шампанское по тысяче баксов за бутылку? А все остальное… Да даже после всего этого пусть себе на здоровье ее муж хоть храпит, хоть хрюкает, хоть мычит, хоть миллион любовниц имеет…
Все это в глазах Галки, конечно, заметно перевешивало на чаше весов недостатки в интимной, прежде всего, жизни, которые она испытывала с Иннокентием. А то, что никто из ее родственников не принял Иннокентия не только всерьез, а вообще никак? По мнению Галины, это было исключительно из зависти. А еще из их вечного интеллигентского выпендрежа. Пожалуй, только одна Алка — жена любимого мамашиного братца Геннадия — полностью поняла и поддержала ее. У ее родной сестрицы Любки муженек был почти зеркальным отражением Иннокентия, что немаловажно. Только Иннокентий-то, конечно, покруче того. Сравнивать даже нечего.
«Очень хорошо, — подумала Галина, — что одна Алка, даже без мужа, только и будет сегодня у нас на светском рауте представлять всех наших родственников. Ее одной для этого вполне достаточно. Хорошая она все-таки баба. Современная. Сама жить умеет на полную катушку, да и другим не мешает, а даже помогает довольно часто. И к тому же жена дяди не в пример многим, тем же моим родителям, никому не докучает ни своими воспоминаниями о прошлом, ни всякими там моралями да нравоучениями. Да и не учит никого жить. А, в отличие от них, знает, как жить и как жить хорошо. Один известный миллионщик говорит: одни стремятся деньги заработать, а другие их получают. Вот и вся мораль. Весь смысл новой революции и последующих реформ. И главная их цель.