Месть невидимки
Шрифт:
С очень уж услужливой заинтересованностью вскинулась его голова. Бугай ткнул ему под нос фотографию и что-то прогудел. Мике показалось, что эта гнусавая басовитость выдула его фамилию. Вращаясь в вертушке стеклянных дверей, он краем глаза успел заметить, как администратор ткнул пальцем ему вслед.
Могло, конечно, показаться. Но как знать? Вдруг тот с явно сибирской внешностью — из наших гэбистов? Там могли прознать, что он, профессор Караев, получил взятку в пять тысяч долларов. На них незаконным путём получил иностранный паспорт с въездной визой в Америку, да вдобавок, ни у кого из руководства
От всего этого ему не отвертеться. Положим, по поводу пяти тысяч ему есть что сказать. Подарок, и всё тут. Конечно, дознавателям размер такой благодарности покажется странным. Не убедит их. Они станут подводить под взятку. Банкир, в конце концов, может подтвердить, что он, Караев, у него ничего не вымогал. Но станет ли он подставляться? И так они все, бакинские банкиры, ходят под алчущим оком прокуратуры да полиции… И вообще, захотят ли они его слушать?..
А вот что он скажет насчёт загранпаспорта? Его делал Эльдар. И наверняка, путём неправедным. Всего за один день. На вопрос, как это удалось ему, Азизов, убрав в сторону лисьи глаза, сказал:
— Что вам до этого, Микаил Расулович? То мои проблемы.
Во сколько он ему обошелся, можно было лишь догадываться… Во сколько теперь эти корочки обернутся ему, Караеву? Вопрос не простой.
Придётся выдавать мужика. От одной этой мысли его охватывало гадливое чувство к самому себе… Ну что он сделал плохого? Ничего. То, что делалось обычно за месяц, а то и больше, он провернул за восемь рабочих часов.
Накануне вечером по их зову Азизов примчался к ним домой, а на следующий день почти в тот же час выложил на стол новенький паспорт со всеми нужными отметками в нём.
Ещё утром ни Мика, ни Инна и близко не думали, что он уже через день вылетит в Нью-Йорк. Собственно, у Караева не возникало этой мысли и в тот момент, когда он, до отказа набив зембили продуктами, окрылённый, не чуя под собой ног, летел домой. А вот Инна, завидев кучу денег и узнав, откуда они, сразу же вспомнила о самом главном. О чём он перестал думать. А если по правде — вообще забыл.
— Теперь ты можешь смело лететь на конгресс.
«Действительно!» — хотел было выкрикнуть он, но вместо этого радостного возгласа губы выговорили другое.
— Как бы мне этого хотелось, — безнадёжно протянул он.
— Так в чём же дело?! — воодушевилась Инна. — Там признают, обязательно признают и тебя, и твоё открытие. За тебя руками и ногами ухватятся… Неужели ты ещё не понял: ты здесь никому не нужен!
— Поздно, Инна. Поздно… Через пару дней начало… У меня же ни паспорта, ни визы, ни билета.
— Попытка не пытка, — не сдавалась жена. — Приглашение ведь есть. Оно же не утратило силы.
Приглашение пришло ещё полгода назад. Пришло в специальном пакете, доставленном министру здравоохранения дипкурьером американского посольства.
Министр, после нескольких дней тщательного изучения вложенных в него документов, наконец, соизволил спустить один из них главному психиатру с указанием передать эту бумажку профессору Караеву.
— Тут, — говорил он, махая ею перед носом Главного психиатра, — просят, чтобы министерство Здравоохранения выделило средства для командировки Караева в Кливленд.
Министр зло лукавил. В другой бумаге, лежащей в том же пакете, четким компьютерным набором уведомлялось, что расходы на поездку и пребывание профессора Караева М. Р. Оргкомитет берёт на себя…
А та, так сказать, «бумажка», спущенная Караеву, содержала в себе текст приглашения. Мол, в сентябре текущего года в городе Кливленде состоится международный конгресс психиатров, на который организаторы имеют честь пригласить профессора М. Караева. Кроме того, Оргкомитет ставил в известность доктора о том, что он назначен одним из трёх основных докладчиков, а потому за месяц должен представить тезисы своего научного сообщения. К приглашению была подколота карточка участника конгресса с его научным званием, именем, фамилией, названием гостиницы с указанием номера, закреплённого за ним с 31 августа по 5 сентября.
«…Возникшие финансовые вопросы, связанные с Вашей поездкой, — писалось там, — Оргкомитет решает с министром Здравоохранения. Вам следует обратиться туда. Настоятельная просьба — о своём приезде сообщить не менее чем за десять дней. Иначе Оргкомитет не может гарантировать Вашей встречи и соответствующего размещения».
Подписывал письмо-приглашение председатель Оргкомитета, президент Всемирной Лиги независимых учёных, доктор Эмори Маккормак.
…Наверное, министр узнал и про деньги, свалившиеся ему на голову, и про паспорт, и про то, что он, Караев, вылетел в Америку не испросив у него разрешения. Последнее, очевидно, больше всего и задело босса. И он кому надо стукнул. А те, в свою очередь, тоже отстучали кому надо. Ребята оперативные. Им только дай наколку.
Караев воровато оглянулся. Нет, того бугая с красной рожей, которая бывает после сытных сибирских пельменей с обильным возлиянием, он среди прохожих не приметил. Может, показалось, подумал Мика и, на всякий случай ощупав на себе крепления контура, который он накинул на себя в мотеле, прибавил шагу.
Сердце всё-таки как-то не по-хорошему ныло. Хотя, если разобраться, с чего бы чекистам давать сюда, в Америку, своим людям команду пасти его? После возвращения поговорили бы. Ждать-то недолго.
Но его интуиция — такая тонкая и безошибочная штука, что не считаться с ней он не мог. Сколько раз за прожитую жизнь она, верная подруга, вдруг тихо касалась сердца, предупреждая его о нехорошем, несмотря на то, что безмятежное течение событий не предвещало ничего дурного. И он послушно следовал бессловесным и потому, быть может, более убедительным советам своей подружки. Как сейчас.
«Итак, — ускоряя шаг, размышлял он, — контур на мне, тумблер прибора под пальцем…».
Стоит лишь им щёлкнуть, и Мика исчезнет из глаз, станет пустым местом. Плохо только одно. Его роскошный баул-саквояж не даёт ему возможности идти быстрее. Он слишком тяжёл и с каждым шагом становится ещё тяжелей. А весит-то, казалось бы, почти ничего — тринадцать с небольшим килограммов. Во всяком случае, стрелка весов у таможенного досмотрового пункта в аэропорту Бина замерла именно на этой цифре. Караеву она врезалась в память как стекло в ногу. Он в ту секунду замер, в точности как стрелка весов.