Месть Нофрет. Смерть приходит в конце

Кристи Агата

– Его желание ничего не значило бы, захоти ты уехать! А почему ты не хочешь? Я тебя не понимаю. Что тебе здесь нужно? Ты привыкла жить в городах… наверное, путешествовала… Почему ты выбрала однообразную жизнь здесь… среди тех – я буду откровенна, – кто тебя не любит, даже ненавидит?

– Значит, ты меня ненавидишь?

– Нет, у меня нет к тебе ненависти. – Иса покачала головой. – Я стара и плохо вижу, но я еще способна различать красоту и радоваться ей. Ты красива, Нофрет, и твой вид приятен моим старым глазам. И из-за твоей красоты я желаю тебе добра. Я предостерегаю тебя. Отправляйся

на Север вместе с моим сыном.

– Он желает, чтобы я осталась, – повторила Нофрет.

В покорном тоне девушки явно проступала насмешка.

– Ты преследуешь какую-то цель, оставаясь здесь, – недовольно сказала Иса. – Интересно какую? Очень хорошо – тогда пеняй на себя. Но будь осторожна. Действуй обдуманно. И никому не верь.

Она резко повернулась и вышла. Нофрет не двигалась. Ее губы медленно растянулись, и широкая улыбка сделала ее похожей на кошку.

Часть II

Зима

Глава 6

Первый месяц зимы, 4-й день

I

У Ренисенб вошло в привычку почти каждый день подниматься к гробнице. Иногда она заставала там Яхмоса и Хори, иногда – одного Хори, а иногда – никого, но каждый раз Ренисенб испытывала странное чувство умиротворения и покоя, словно она избежала какой-то опасности. Больше всего ей нравилось, когда Хори был один. Его серьезность, а также то, что он воспринимал ее приход как само собой разумеющееся, не задавая никаких вопросов, – все это доставляло ей странное удовольствие. Она сидела в тени у входа в грот, приподняв одно колено и обхватив его руками, и смотрела поверх зеленой ленты полей на сверкающие воды Нила, вблизи бледно-голубые, а дальше расцвеченные самыми разными оттенками, переходящими друг в друга, – желтовато-коричневыми, кремовыми и розовыми.

Впервые Ренисенб пришла сюда несколько месяцев назад, побуждаемая внезапным желанием укрыться от вездесущих женщин. Она жаждала покоя и дружбы – и нашла их здесь. Стремление убежать никуда не делось, но теперь его причиной было не горе и не желание укрыться от домашней суеты. Это было нечто более определенное – пугающее.

В один из дней она призналась Хори:

– Я боюсь…

– Чего ты боишься, Ренисенб? – Он серьезно посмотрел на нее.

Женщина на минуту задумалась. Потом с расстановкой произнесла:

– Помнишь, ты как-то говорил мне о двух разновидностях зла: одно приходит снаружи, а другое – изнутри?

– Да, помню.

– Потом ты объяснил, что имел в виду болезни, которые поражают фрукты и зерно, но я думала об этом… ведь то же самое происходит с людьми.

Хори медленно кивнул:

– Значит, ты увидела… Да, ты права, Ренисенб.

– Это происходит сейчас – прямо здесь, в доме, – с жаром сказала Ренисенб. – Зло пришло… снаружи! И я знаю, кто его принес. Нофрет.

– Ты так думаешь? – спокойно уточнил Хори.

Ренисенб энергично кивнула:

– Да-да, я знаю, о чем говорю! Послушай, Хори, когда я пришла к тебе сюда и сказала, что в доме ничего не изменилось, даже ссоры Сатипи и Кайт, это была правда. Но эти ссоры, Хори, были не настоящими.

Я хочу сказать, что Сатипи и Кайт получали от них удовольствие… так быстрее проходило время… и они обе по-настоящему не злились друг на друга! Но теперь все иначе. Теперь они не только говорят друг другу грубые и неприятные слова – они говорят эти слова с намерением причинить боль и радуются, когда им это удается. Это ужасно, Хори, ужасно! Вчера Сатипи так разозлилась, что воткнула длинную золотую булавку в руку Кайт… А два или три дня назад Кайт уронила тяжелую медную кастрюлю с кипящим жиром на ногу Сатипи. И так во всем… Сатипи бранит Яхмоса до поздней ночи – нам хорошо слышно. Яхмос выглядит больным, усталым и запуганным. А Себек уходит в деревню к женщинам; домой он возвращается пьяным, кричит и хвастается своим умом!

– Да, кое о чем мне известно, – медленно произнес Хори. – Но почему ты винишь Нофрет?

– Потому что это ее рук дело! Все всегда начинается с ее слов… на первый взгляд незначительных… но хитрых. Нофрет вроде заостренной палки, которой подгоняют волов. Она умна и знает, что нужно говорить. Иногда мне кажется, что это Хенет подсказывает ей…

– Да, – задумчиво произнес Хори. – Вполне возможно.

Ренисенб передернула плечами:

– Я не люблю Хенет. Ненавижу ее манеру подкрадываться. Она так предана всем нам, но никому ее преданность не нужна. Не понимаю, как могла моя мать привести ее сюда и так сильно ее любить?

– О чем мы знаем только со слов самой Хенет, – сухо заметил Хори.

– Почему Хенет так привечает Нофрет, ходит за ней по пятам, нашептывает, заискивает? О, Хори, я правда боюсь! Я ненавижу Нофрет! Я хочу, чтобы она уехала. Она красивая, жестокая и плохая!

– Какой же ты еще ребенок, Ренисенб, – улыбнулся Хори и шепотом прибавил: – Сюда идет Нофрет.

Ренисенб оглянулась. Вместе с Хори они смотрели, как Нофрет медленно поднимается по тропинке на крутом склоне скалы. Она улыбалась и что-то негромко напевала.

Добравшись до того места, где они сидели, Нофрет огляделась и улыбнулась, не в силах скрыть своего любопытства:

– Вот, значит, где ты каждый день прячешься, Ренисенб…

Ренисенб не ответила. Она сердилась, словно ребенок, чье убежище обнаружили взрослые.

Нофрет снова огляделась.

– Так это и есть знаменитая Гробница?

– Совершенно верно, Нофрет, – ответил Хори.

Она посмотрела на него, и ее губы растянулись в хищную улыбку:

– Не сомневаюсь, что ты извлекаешь из нее выгоду, Хори. Мне говорили, ты искусен в делах.

В ее тоне проступала неприязнь, но Хори никак не отреагировал, продолжая улыбаться своей спокойной, серьезной улыбкой.

– Она выгодна всем нам. Смерть всегда приносит выгоду…

Вздрогнув, Нофрет окинула взглядом столы для приношений, вход в усыпальницу и фальшивую дверь.

– Ненавижу смерть! – с отвращением воскликнула она.

– Напрасно, – тихо возразил Хори. – У нас, в Египте, смерть – главный источник богатства. Смерть оплатила драгоценные камни, которыми ты себя украшаешь, Нофрет. Смерть кормит и одевает тебя.