Месть по-французски
Шрифт:
— Ты всегда была кровожадной девицей, — ласково сказал он, погладив ее по голове. — Почему же ты убила этого… Мальвивра, кажется?
— Это он продал меня мадам Клод, — ответила Жаклин.
— Ну, в таком случае совершенно очевидно, что он заслужил это больше, чем я. — Николас прижал ее к себе еще крепче. — И чем же ты воспользовалась в тот раз, дорогая? Неужели ядом?
— Я тебя не понимаю! — закричала Жаклин, схватив его за плечи. — Как может это тебя развлекать?!
— А разве ты еще не поняла, мой ангел, что в жизни нужно либо смеяться, либо плакать? —
Внезапно он резко повернулся на спину, посадил Жаклин на себя и вновь погрузился в нее.
Жаклин была явно шокирована и тщетно пыталась освободиться. Ему стало ясно, что она совсем неопытна, и он быстро перебрал в уме, чему должен ее научить.
— Николас! — возмущенно воскликнула она.
Он улыбнулся:
— Вранье все это. Ты действительно провела последние десять лет в монастыре. Храбрись, моя маленькая девочка. Тебе это может понравиться. — Он крепко держал ее бедра, а она все еще пыталась вырваться. — Ну, пожалуйста!
Жаклин знала, что он ни разу в жизни не сказал женщине «пожалуйста». Закрыв глаза, она плотнее обхватила его плечи, но больше не вырывалась.
Она оказалась хорошей ученицей: быстро поймала ритм и, забыв о своей застенчивости, дрожащая от страсти, делала все, чтобы доставить удовольствие и себе, и ему. Наконец ее крик, эхом оттолкнувшись от вод канала, слился с его собственным криком.
Жаклин упала на него, абсолютно обессиленная. Прижав ее с улыбкой к себе, Николас вдруг почувствовал, что и сам вот-вот провалится в сон. Царапина на его плече все еще саднила, но он и не пошевелился, чтобы как-то уменьшить боль. Если это плата за Жаклин, то она ничтожна. За то, что они оба сейчас испытали, он бы, если нужно, дал отрезать свою руку.
«Она такая маленькая, такая решительная, такая сильная, такая ранимая», — думал Николас, чувствуя, что эта женщина ему нужна — ему, который никогда ни в ком не нуждался. Он теперь никому не позволит причинить ей боль. Он и сам причинил ей слишком много боли, и минимум, что он теперь для нее может сделать, — это никому не дать ее в обиду.
Николас подождал, пока не убедился, что ее теперь ничто не разбудит. Ему тоже ужасно хотелось спать — заснуть в ее объятиях, впитывая в себе ее аромат, аромат их любви, заполняющий комнату… Но перед ним сейчас стояла более важная задача. Задача, которую, черт побери, нельзя откладывать.
Николас знал, что Венеция — международный город; казино и игорные дома открыты круглосуточно, балы и вечеринки длятся до утра. Он заглянул в три места, прежде чем в одном из лучших игорных домов нашел графа Рексхэма, увлеченного игрой в фараон.
Почувствовав, что над ним нависла чья-то тень, граф поднял голову. Николас понял, что он уже изрядно набрался. Но это было неважно. Пьяный или трезвый — Рексхэм умрет. Хотя общество наверняка больше устроило бы, если бы его светлость пребывал в трезвом состоянии.
— А, это вы, Блэкторн! — воскликнул он, злобно сверкнув глазами. — Прекрасно. Я надеялся, что еще увижу вас. Меня интересует
— Я не собираюсь играть с вами, Рексхэм, — сказал Николас ласково. — Я намерен убить вас.
— Не глупите, старина! Люди не убивают друг друга из-за шлюх. Мне показалось, вам не понравилось, что я узнал ее… Ну что же делать?! У меня всегда была отличная память. Выпьем, старина! — Он протянул Николасу хрустальный бокал с вином, но в глазах его была легкая тревога.
Николас взял в руку бокал.
— Вы абсолютно правы. Джентльмены не сражаются из-за проституток. Но так как дама, о которой идет речь, моя невеста, мы можем считать, что вопрос стоит иначе.
Рексхэм и не пытался скрыть своего удивления.
— Ради бога, старина! Я, должно быть, обознался. Прошу принять мои извинения…
— Этого недостаточно, — сказал Николас и в следующую секунду выплеснул содержимое бокала в лицо Рексхэму.
В комнате стало тихо. Рексхэм вынул из рукава кружевной платок и вытер лицо. Он побледнел — и не без основания. Он не мог повторить свои извинения после оскорбления, свидетелями которого были знатные, равные ему по рангу люди. Он посмотрел Николасу в глаза и понял, что обречен.
— К вашим услугам, — сказал он, и голос его заметно дрогнул.
Николас надеялся разделаться с ним быстро и поскорее вернуться в объятия Жаклин, чтобы она и не узнала, что он уходил. Впрочем, он сделал все от него зависящее, чтобы вымотать ее, так что она, скорее всего, проснется лишь завтра во второй половине дня. Он уже и счет потерял дуэлям, на которых дрался. Иногда из-за сущего пустяка. То ему камзол у кого-то не понравился, то голос… Случалось ему и убивать. Отошедший в мир иной Джейсон Харгроув — одна из его жертв. Но никто из тех, с кем он дрался, никто из тех, кого он убил, не заслуживал смерти так, как лорд Рексхэм.
В Венеции на такие вещи смотрели просто. Коль скоро два английских джентльмена решили во имя чести сразиться на дуэли, то ради бога. Столы сдвинули в сторону, выбрали секундантов — и дело пошло.
Николаса ослепляла ненависть, ослаблял гнев, но тем не менее он не получил ни единой царапины. Сознание собственной правоты придавало ему сил, а его меч, и всегда-то искусный, казалось, обрел новое дыхание. С Рексхэмом все было иначе. Он умирал слишком долго. Его кровь была повсюду, и перед концом несчастный трус зарыдал, приведя в ужас окружающих.
— Проклятый негодяй! — пробормотал старый знакомый Блэкторна Хоптон, вызвавшийся быть его секундантом, когда все было кончено. — Мы все знали, что он чудовище. Но никогда бы не подумал, что благородным мстителем окажешься ты, Блэкторн.
— Забавно, не правда ли? — глухо отозвался Николас, глядя на кровь, испачкавшую его руки.
Хоптон, взглянув на тело Рексхэма, передернул плечами.
— Не очень-то, — сказал он. — Смерть — она и есть смерть, даже если ее заслужили. Вряд ли это забавно.