Месть Проклятых
Шрифт:
Обманчивая тишина длилась недолго. Где-то наверху раздались крики, что-то лязгнуло железом по камням кладки, послышался приглушённый топот множества ног.
Но ещё долго маленькая испуганная гоблинша сквозь частые удары сердца прислушивалась к обманчивому спокойствию, неосознанно прижимая к себе вздыбившего шерсть и ничуть не меньше прижимающегося к ней старого мышелова. Что это такое было, Майра даже не задумывалась - слепой страх уходил медленно, словно нехотя. Но когда под утро их всё же нашли, малышка спала, убаюканная темнотой, тревожным ожиданием неизвестности и ласковым мурлыканьем
Большой замок постепенно засыпал. Первой притихла казарма и хозяйские покои - умаявшиеся за день солдаты и их командиры уже забылись тревожным беспокойным сном. Затем погасли огни в кухнях и службах - служанки и слуги гасили огни, дабы в своих каморках вкусить отдыха, сна и прочих скромных и не очень ночных прелестей. Последней затихла арсенальная башня - оружейник с двумя мальчишками, у которых руки растут очень даже из того места, никогда не покидал своих владений, не приведя в должный порядок вверенное ему разнообразное воинское имущество. Чревато, знаете ли...
И только здесь, в во избежание пожаров вынесенной подальше замковой кузне, притулившейся меж задней стенкой выведенной из камня часовни и надёжноё толщей внешней стены, ещё пылал огонь и звонко постукивали молотки.
Ярким солнечным цветком пылали угли, что мехами усердно раздувал мускулистый и плечистый мужик. Он уже давно покрылся чернотой от сажи и дыма, и лишь струйки пота прорезали относительно светлые дорожки на его голом торсе. Да ещё белозубая неунывающая улыбка скалилась с такой же лоснящейся закопчёной физиономии. Кузнец и вполне естественно пристрастившийся к подобным делам огненный дух весело и страшно шуровали на наковальне, отчего в ужасе щурился и прятался по углам заползший в раскрытую дверь ночной мрак.
– А ну, наддай чуть, - мастер прищурился, глядя на брызжущую оранжевыми искорками поковку.
Мужик за рукоятями мехов наддал, дух-огневик отхлебнул из литника горна жара и сразу дохнул на изделие - аккуратно, ровно, чтобы не испортить клинок. Указал в пару мест огненным перстом, вроде как погладил. Кузнец тут же часто застучал молотом, поминая чьи-то из задницы растущие руки и поправляя видные только старому мастеру недоделки. Отбросил инструмент в зашипевшую плоскую бадейку с водой, остужаться. А сам уже что-то малиновым звоном выстукивал меленько - махоньким молоточком из неведомого белого сплава, не боявшегося ни огня, ни ржавчины, в своё время за немалые деньги втихомолку купленным старым графом у подгулявших заезших мастеров. Всмотрелся блестящими и покрасневшими от солёного пота глазами, улыбнулся в местами прожжённую бороду.
– Давай, святой отче, чаруй - кажись, вышло.
Низенький пузатый жрец с причудливым знаком Всех Ветров на широкой груди, дотоле сидящий в сторонке и вроде безучастно глядящий в раскалённое нутро горна, подхватился с низкой колченогой лавки. Кивнул, голой ладонью выхватил из-под клещей кузнеца светящуюся поковку. Другой рукою поддёрнул повыше рукав - чтобы не затлел - а потом властным жестом воздел её над изредка брызжущем искорками сгорающих пылинок клинком.
Даже короткая молитва в устах истинно осенённого небесной благодатью - это не шутка. Не бахвальство и не пустобрёх
Дух огня принял почти человеческую форму, перетёк поближе, всмотрелся. Забубнил что-то низким рокочущим басом на неведомом древнем языке, распрямился.
– Света лунного добавь - осадить чуток надо.
Жрец кивнул. Шагнул наружу, воздел к ночным небесам светящееся изделие, придерживая за хвостовик. И металл в косо падающих в замковый двор лучах ночного свеила послушно успокоился, покрылся желтовато-серыми потёками - а всё ж узор не сложился.
– Слушай, это точно меч твоего отца?
– поинтересовался неимоверной плечистости мужик, что оставил качать меха и теперь остервенело чесался на буйно поросшей груди.
Айлекс прекратил подпирать стену в дальнем углу, где устроился подальше от жара и запахов дыма да железа, кивнул.
– Он у меня в руке всегда пел.
– И какую песню?
– жрец Всех Ветров, что уже вернулся в кузню, нахмурился, глядя на переливающийся мутным жаром клинок в своей руке и что-то сосредоточенно обдумывая.
Парень чуть смутился, пожал плечами.
– "Задирай подолы шлюхам", а что?
Старый кузнец осклабился, коротко хохотнул и кивнул в ответ.
– Всё верно, малыш - когда-то давно та старая песенка была любимой у твоего отца. Мы с ним вместе, бывало, как... эх, было времечко!
Жрец нахмурился и неодобрительно покачал головой.
– А отчего ж такую похабень?
– он попробовал пальцем светящееся остриё клинка и поднял на Айлекса мерцающий Силой взгляд.
Но кузнец и подмастерье тут же дружно вступились за парня.
– Дык, Альфред в ту пору молодой был, шалопутный. Да и песенка хоть и дрянь, но ритм задаёт чётко - хоть плясать где, хоть молотом бить, хоть в бою восьмёрки влево-вправо нарезать по головам вражьим, - мастер усмехнулся в мокрую от пота бороду.
И прихлопывая ладонями, с ухмылочкой поглядывая на насупившегося святого отца, скороговоркой пропел:
– Задирай подолы шлюхам и на деньги не скупись! Гм... ну, и так далее.
Жрец вздохнул. Посмотрел на него и не сдержался - тихонько и жизнерадостно заржал.
– Да уж, весело было, пока трактир "Кабанья голова" после одной гулянки не сгорел. Помнишь?..
– он посерьёзнел, взглянул Айлексу в глаза - глубоко, так что захолонуло сердце.
– Руку давай! Да не левую, дурья башка!
И едва тот, ощущая как от волнения гулко и страшно заколотилось сердце, закатал рукав, жрец сварливо буркнул что-то из своих тайных обрядов, легонько царапнул горящей сталью по коже - так, чтобы на поверхность меча потом упало несколько алых капель. Старый клинок отца, что после долгих лет забвения и темноты снова отведал горячей крови, сначала засветился неистово ярким, будто спустившимся с небес солнцем.
Затем словно подавился внутренним светом, распознав родную кровь - не мелочь, как известно. И потух в тот же миг, словно и не был только что раскалён до жёлто-оранжевого нестерпимого сияния.