Месть в конверте

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Конечно, я прекрасно помню Витюшу, — начала Дина Леонидовна мягким голосом. — Мы с ним были большие друзья. Знаете, ничто так не приятно педагогу, как интерес к его предмету, а Вите была страшно интересна химия. Он не был круглым отличником, не был таким, знаете ли, зубрилкой, который гонится за отметкой. Нет, ему именно было невероятно любопытно понять, как там это все устроено. Вообще он был странным мальчиком: ни с кем из ребят не дружил, этакий, знаете ли, тихоня, всегда немного задумчивый, погруженный в себя. Я впервые заметила его, когда он учился в шестом классе,

как-то мысленно отделила его от остальных ребят. Почему — я уж сейчас точно и не вспомню, но именно тогда мне показалось, что он — мой, моего цеха. Коллега. — Учительница улыбнулась. — Несколько раз он задерживался после урока, чтоб спросить что-то, чего не было в общей программе. А вскоре он стал ходить ко мне в кружок юных химиков.

Дина Леонидовна перевела дыхание и отхлебнула чай из хрустального стакана в старинном серебряном подстаканнике. Галя внимательно слушала, ей почему-то не хотелось перебивать эту приятную старушку.

— Так вот мы постепенно и подружились. Талантливый был мальчик, но меня всегда немного пугал его чрезмерный — на мой взгляд — интерес ко всему, что взрывается. Собственно, это-то и было главным, что его манило к химии. Кстати… — Учительница нахмурилась и спросила тревожно: — Ваш визит, я надеюсь, никак не связан… Знаете, сейчас везде что-то все время взрывают. Или кого-то.

— Нет-нет. — Галя решила соврать. — Не беспокойтесь. Продолжайте, пожалуйста.

— Ну так вот, мы занимались химией и вообще как-то дружили, симпатизировали друг дружке. Сначала дружили вдвоем. А потом у Витюши неожиданно завелась подружка, и тогда мы стали дружить втроем.

— Подружка? — не удержавшись, переспросила Галя.

— Да, кажется, это было в их восьмом классе, а может быть, в девятом, этого я, если честно, уже теперь не помню. Ее звали Наташа, Наташа Самохвалова.

«Значит, Наташа, а не Маша-Даша», — отметила про себя Галина.

— Она была огненно-рыжая, с веснушками-конопушками, словом, все, как положено у рыжих. Наташу перевели из другой школы, ну и знаете, как это водится: пришлая, чужая, да еще и рыжая, — конечно, ребятишки стали ее дразнить. Человек так устроен: его раздражает, если кто-то не похож на остальных. А дети вообще народ жестокий, это я вам говорю ответственно, как педагог с сорокалетним стажем. Нет, не подумайте, я люблю детей, а то, знаете ли, есть такие педагоги, что детей ненавидят. Нет-нет, я детей как раз очень люблю, но ведь любить — не значит не замечать недостатков. Дети жестоки. Ой, простите, я, кажется, отвлеклась. Так вот, Наташу стали обижать — и тогда неожиданно для всех за нее вступился Витюша. У него было какое-то обостренное чувство справедливости. По-моему, тогда — единственный раз за все школьные годы — его таскали к директору. Очень серьезная драка там была, если честно — Витя довольно-таки жестоко избил одного из мальчишек, дразнивших Наташу. Мне и раньше казалось, что в нем дремлет какая-то жестокость.

Галя Романова сделала отметку — «жестокость» — в своей мысленной записной книжке, а Дина Леонидовна снова перевела дыхание.

— Я вас уже утомила своей старческой словоохотливостью?

— Нет-нет,

что вы! Все, что вы говорите, мне очень интересно.

— Одним словом, после вмешательства Витюши обижать Наташеньку перестали. А она принялась бегать за ним, как собачонка. Влюбилась. И ко мне в кружок она записалась из-за него, я-то это прекрасно знала. Забавно, что из них двоих именно она стала профессиональным химиком, работает теперь в химлаборатории.

Химлаборатория! А в ней наверняка есть взрывчатые вещества. Старший лейтенант Романова сделала еще одну отметку в мысленной записной книжке.

— А что было с ними дальше?

— Ну когда они подросли, у них случился роман. Думаю, что инициатором была Наташа. А потом они расстались. Я, если честно, не знаю подробностей. Они со мной не откровенничали на эту тему, а в душу лезть не хотелось.

— А сейчас вы с ними поддерживаете связь?

— Витюша сначала звонил мне, уже когда окончил школу, а потом постепенно пропал. А вот Наташенька иногда появляется.

— У вас есть ее адрес? И телефон?

— Да, конечно, где-то записан.

Старушка просеменила в комнату и, откинув одну из попонок, принялась сосредоточенно рыться в сундуке, наконец извлекла оттуда потрепанную записную книжку.

— Вот! Запишите.

— Вы разрешите мне от вас позвонить?

— Конечно, деточка, ой, то есть простите, — Дина Леонидовна комично сконфузилась, — товарищ старший лейтенант.

— Да ничего, — улыбнулась Галя.

— Вот вам телефон.

Романова набрала номер.

— Алло, здравствуйте, я могу поговорить с Натальей Самохваловой?

— Это я.

— Старший лейтенант Романова, Московский уголовный розыск.

В трубке что-то пискнуло, ясно было, что невидимая собеседница испугалась.

— Что-то случилось?

— Нет-нет. Ничего не случилось, но, если вы не возражаете, я хотела бы встретиться с вами и поговорить.

— Да, конечно. А о чем идет речь?

— Я расскажу вам при встрече. У нас есть несколько вопросов, и, возможно, вы сможете нам помочь.

— Хорошо. — Голос в трубке звучал едва слышно.

— Когда можно к вам подъехать? Можно прямо сейчас?

— Да, конечно, приезжайте. Метро «Щукинская», а дальше трамвай номер двадцать восемь.

«Чего это она так испугалась?» — внутренне нахмурилась Галя, а вслух спросила добрую старушку:

— Вы разрешите еще один звоночек? Хочу начальству отчитаться.

— Да-да, разумеется.

— Алло, Вячеслав Иванович, это Романова.

— Да, девочка, что там у тебя?

— Я нашла Наталью Самохвалову.

— Кто это?

— Подруга Виктора Жаворонкова.

— Отлично! Умница! У тебя есть ее адрес?

— Да, я с ней встречаюсь через час.

— Одна?

Галя замешкалась.

— Ну да. А что?

— У тебя хоть оружие с собой?

— Да, со мной…

— Давай-ка я тебе подмогу пришлю. Вдруг там засада?

— Я справлюсь. Потом, мне кажется, что со мной она будет откровеннее.

Грязнов в трубке помедлил.

— Н-да? Ну смотри мне. Осторожнее там. Если что — сразу звони.