Месть женщины среднего возраста
Шрифт:
– Привет, – сказал он, когда я ему перезвонила. – У меня есть окно, как сказал бы мой агент. Может, пообедаем или придумаем еще что-нибудь?
У меня не было причин не видеться с Хэлом, зато имелось множество поводов с ним встретиться. Я пригласила его на ужин и взялась за старые рутинные приготовления: сотворила ужин и накрыла на стол. В доме было полно цветов после вечеринки Поппи; я выбросила увядающие розы и наполнила вазы свежей водой. Хэл застал меня с охапкой мертвых бутонов в руках.
– Привет, – проговорил он и протянул мне
На кухне Хэл заставил меня опустить букет, чтобы рассмотреть меня получше.
– На ужине я не смог как следует тебя разглядеть, ты не против, если я сделаю это сейчас?
В ответ я принялась изучать его. Мне хотелось запомнить произошедшие в нем изменения и выделить, чем именно различаются мое представление о Хэле и живой человек, который столь уверенно стоит посреди моей кухни.
– Очень любопытно, – заметил Хэл. – Ты совсем не такая, как я ожидал.
– Неужели?
– Раньше ты была очень стеснительной. Мне казалось, что ты вырастешь спокойным человеком, может, станешь учительницей; я думал, ты из тех, кто предпочитает жить за городом. Ты же намного интереснее, чем я представлял, и больше похожа на городскую жительницу.
Значит, теория о семилетнем цикле работы мозга все же имела смысл.
– В таком случае, я изменилась сильнее, чем ты. Ты почти такой же. – Но похоже, Хэлу было безразлично, изменился он или нет: это было вполне в его духе, он никогда не любил копаться в человеческой психике. Я протянула ему бокал вина. – Как прошел твой рекламный тур?
– Нормально. Мне он показался бесконечным, но я приучил себя быть вежливым. Почему бы и нет? Я хочу, чтобы люди читали мои книги, и я благодарен своим читателям. – Он бросил на меня многозначительный взгляд. – Знаю, что ты сейчас скажешь.
– И что же?
– Что это новая черта моего характера. В прошлом я никогда не делал то, чего хотели другие. – Я невольно улыбнулась: Хэл в точности прочитал мои мысли. Он продолжал: – Пока я был в Америке, я воспользовался возможностью и навестил своих родственников. Они лишь подтвердили мое мнение, что я теперь ни рыба ни мясо, ни американец, ни британец. Мне немного неуютно быть где-то посредине. Зато в изгнании хорошо пишется.
Повисла тишина, и я поняла, что общее прошлое обманчиво. Кажется, что знаешь о человеке все самое важное, и это на самом деле так: ведь нити прошлой истории прочны и покрыты узелками проблем, их необходимо просушивать и правильно перевязывать. И все же, когда дело дошло до вопросов-ответов и преодоления маленьких пробелов, мешающих начать разговор, я поняла, что знаю недостаточно.
– С чего же начать? – спросила я. Он улыбнулся.
– Может, с ужина? Я проголодался.
– Я тоже.
По взаимному согласию мы стали обсуждать вопросы, требующие не более чем обмена информацией. Мы говорили о путешествиях Хэла, его планах на будущее, оливковой ферме в Умбрии.
– Ничего особенного, как я тебе и говорил. Только для
– Значит, ты решил пустить корни?
– Наверное. Я снова занялся экологией. Идет борьба между традиционными методами и новыми интенсивными практиками, и мне хочется принять участие.
– Ты знаешь итальянский?
– Я выучил местный диалект.
За кофе Хэл расспросил меня о моих интересах, и я поведала о своей любви к садоводству, которая родилась после знакомства с ним; о карьере и временной паузе в работе, и о новом месте. К собственному изумлению, я призналась, что в увольнении были свои плюсы.
– Я и не подозревала, что живу в смирительной рубашке, пока не сняла ее.
Хэл откинулся на спинку стула.
– Ты выбрала неверный путь, – спокойно проговорил он. – Есть же что-то еще, чем ты хочешь заниматься.
– Да, конечно, только у меня нет времени думать об этом.
– Теперь будет.
– Еще поразительно, как быстро я забыла о самом процессе выполнения работы. О том, как вставать и идти в офис, вечером возвращаться. Десять лет я занималась работой, о которой мечтала, это много для меня значило, я ужасно противилась ее потере. Но самое странное, что примерно через неделю все рутинные рабочие действия забылись. Я знаю, что после ухода Натана все закрутилось в суматохе, но не очень-то переживаю из-за отсутствия работы. Меня не грызет эта мысль. Может, это нехорошо? Так легко забыть о чем-то, что составляло немалую часть твоей жизни.
– Думаешь, это нехорошо? – Он говорил серьезно, но голубые глаза улыбались.
Мы с Хэлом пристально посмотрели друг на друга. Это был вовсе не многозначительный, не роковой взгляд – всего лишь расслабленный обмен мыслями, прощупывание почвы. Но вдруг я поняла, что смогу снова стать счастливой и обрести цельность.
– По правде говоря, Хэл, я больше скучаю по своей кошке Петрушке, чем по работе. Ее усыпили в начале года, и я вспоминаю о ней почти каждый день. Иногда просыпаюсь, и мне кажется, будто она лежит на кровати. – Я посмотрела на свою руку без кольца: это вошло у меня в привычку. – Для меня она была символом очень многих вещей. – Как рюкзак, который ты хранил в комнате.
В полночь Хэл поднялся и собрался уходить.
– Было очень здорово, – сказал он. – Может, как-нибудь повторим? – Он наклонился поцеловать меня в щеку, и на мгновение я затрепетала: что будет дальше? – Мы друзья, ты же знаешь. Нас многое связывает.
Правда ли это? Мы с Хэлом были не друзьями, а любовниками и подвели друг друга в критический момент. После этого для дружбы не было ни места, ни времени. Но мне нравилось слово «друзья». Оно было связано с преданностью, которая бывает у старых знакомых, хорошо знающих друг друга. Мне это было по душе. Наверное, для такой дружбы найдется место в моей новой жизни.