Месть женщины
Шрифт:
Ваня натянул джинсы и отправился в летнюю кухню.
Ему вдруг очень захотелось есть.
— Бабушка, ночью кто-то ходил по дому. Вы слыхали?
Таисия Никитична с удовольствием проглотила ложку густого морковного супа и раскрыла свой беззубый рот, требуя еще. Насытившись наконец, — ей хватило нескольких ложек, — пожевала бескровными губами, сказала:
— Тревожно в доме. Что Ванечка?
— Спит чуть ли не целыми днями. Даже на речку купаться не ходит. Аппетит хороший — ест все подряд и молока много пьет, — докладывала
Она горестно вздохнула.
— Не вздыхай. Знаю, пьет Анатолий. Ну и пускай. Что ему сейчас делать, как не пить? Еще с ума спятит. Водка часто мужика от больших бед спасает.
— Бабушка, но он же не ест ничего. И никого к себе не пускает. На крючок закрылся и сидит, как медведь в берлоге. И в туалет только ночами ходит.
— Но это не его шаги были — его шаги я хорошо знаю, — сказала Таисия Никитична. — Это кто-то другой ходил.
— Кто же? Разве что Ванечка?..
Таисия Никитична пропустила ее слова мимо ушей.
— Привидений в этом доме быть не может, — решительно заявила она. — В нем еще никто не умер. Те, что жили здесь раньше, сгорели. Привидения всегда вместе с домом горят, это я точно знаю.
— Бабушка, я с понедельника на работу выхожу. Как они тут без меня управятся? И Ванечку кто накормит?
— А она больше не вернется? — вдруг спросила Таисия Никитична. — Ведь если она вернется…
Дом вздрогнул от тяжелого глухого удара, словно упало что-то неживое. Нонна вскочила и бросилась к Толиной комнате.
Дверь, по обыкновению, оказалась запертой изнутри. На стук никто не отозвался. Нонна приложила ухо к двери, прислушалась. Кто-то тихо простонал — и снова все стихло. Она налегла на дверь, потом стала биться в нее плечом, не ощущая боли. Дверь поддавалась нехотя, как бы не желая раскрывать спрятанные за ней тайны.
Толя лежал на полу, широко раскинув руки. Рядом валялась опасная бритва. Из левого запястья капала кровь.
Она застыла на пороге, не в силах шевельнуться. Из-за ее спины выскочил Ваня и с криком «Отец! Отец!» бросился к нему.
Франческо все это очень не нравилось.
Помимо собственной воли он оказался вовлеченным в странную игру. Его ждет фиаско при любом раскладе фишек. То есть он потеряет, если уже не потерял, Марию.
Он сидел в баре отеля и накачивался водкой. Чем скорее возьмет его хмель, тем лучше. Хмель его не брал, а вместо этого начинало ломить в затылке. Последнее время у него часто ломило в затылке.
Чертовы французы. Все, как один, помешаны на любви — тискаются, целуются, а то и вовсе занимаются сексом у всех на виду. Это действует на нервы, когда у самого тебя с этим делом проблемы. Они с Марией поселились в разных комнатах. Она ласкова, доброжелательна и заботлива, но к себе не пускает. Он бы мог это понять, наверное, если бы у Марии кто-то был. Но ведь он знает, что у нее нет никакого.
Франческо поднял голову и посмотрел в зеркало над стойкой. Девица в красной шелковой кофточке мигнула ему откуда-то из-за плеча и, выпятив высокую, обтянутую тонкой материей грудь, пустила в потолок
Он сделал жест бармену и велел принести еще водки. Лучше надраться до бесчувствия, чем превратиться в грязное одноклеточное животное. Черт, за то, чтобы просто прижаться к Марии, положить голову ей на плечо, вдохнуть такой родной запах ее волос, кожи, он отдал бы сейчас все, все. Но ведь было же время, когда она так любила его и желала…
Будь проклята эта толстожопая Лила! И этот техасский бугай с его вонючими миллионами!
Франческо хряснул кулаком по стойке. На короткое мгновение в баре воцарилась тишина. Потом все пошло обычным чередом.
— Мсье, мне кажется, вам достаточно, — сказал бармен. — Я принесу вам апельсинового сока со льдом.
— Va fan cullo[19], — сказал Франко бармену. — Уж извини, но я не знаю, как это звучит по-вашему.
— Мсье, завтра у вас будет болеть голова, — невозмутимо продолжал бармен. — Да и мадам расстроится, если вы выпьете лишнего.
— Ты ошибаешься, приятель: мадам нет до меня никакого дела. Ну-ка, неси еще водки. И вели всех свистать наверх. Словом, скажи им всем, — Франческо сделал размашистый жест рукой и чуть было не свалился с высокого табурета. — Да, скажи, что это я угощаю. Я, Франческо Грамито-Риччи, морской волк и сухопутный пьяница, а еще муж самой желанной женщины в мире, которая…
— Франко, дружище, а я не знал, что ты в Париже. — На плечо легла чья-то рука, и Франческо, с трудом сведя глаза в одну точку, увидел в зеркале напротив знакомую ухмыляющуюся физиономию. — Не узнаешь? А помнишь, как мы возили в Гонолулу эту мадмазелину с резиновыми сиськами и ее любовника? Еще она положила на тебя глаз, а я сказал ей, что мог бы заменить кэпа, если она, конечно, не побрезгует простым…
— Стефано, Fucking Dutchman[20]! — воскликнул Франческо, искренне обрадованный встрече. — Вот уж никогда не думал встретить тебя в этом паршивом скучном городе.
— Ну, приятель, ты и загнул. — Стефано уселся на табурет рядом и обнял Франческо за пояс. — Париж — самый веселый город в мире, особенно если у тебя в кармане похрустывают крупные купюры. А как поживает длинноногая сирена по имени Мария?
— Если ты имеешь в виду мою жену, то я как раз собирался сказать тебе и всем, кто плывет с нами в этой вонючей посудине, что она…
Он громко всхлипнул и упал головой на стойку.
— Ну, ну, дружище. Я думаю, тебе нужно выпить парочку таблеток аспирина и лечь спать. Если не ошибаюсь, ты остановился в этом отеле, верно?
Стефано небрежно бросил на стойку деньги и отвел внезапно скисшего Франческо в его комнату, раздел, уложил в постель, заставил выпить аспирин.
— Вот так уже лучше, — сказал он и погасил верхний свет. — Buona notte[21], капитан. Подъем в девять ноль-ноль по Гринвичу Спи спокойно, mio ragazzino[22].