Места

Пригов Дмитрий Александрович

Думается, этим аспектом смысл приговской апроприации не исчерпывается. Благодаря заменам Пригов разворачивает потенциал, скрытый в оригинале и уже раскрытый всей последующей романтической традицией. Совмещая оригинал и то, как он запечатлен культурой, автор «Евгения Онегина Пушкина» добивается яркого комического эффекта:

Безумный дядя честных правилКогда безумно занемогБезумствовать себя заставилБезумней выдумать не могЕго безумная наукаБезумная какая скукаСидеть безумно день и ночьНе отходя безумно прочьБезумно низкое коварствоПолубезумных забавлятьЕго безумно поправлятьБезумно подносить лекарствоБезумно думать про себяБезумие возьмет тебя

Пригов

воссоздает или, вернее, симулирует безличный процесс апроприации пушкинского текста романтической традицией, которая, собственно, и определит дальнейшее функционирование «Евгения Онегина» в русской (да и мировой) культуре. Присвоенный традицией текст не только утрачивает авторство, но и становится абсурдным («безумным»), одновременно воплощая возвышенное («неземное»). Усвоение оригинального текста культурой и его канонизация в качестве поэтического образца, таким образом, достигаются путем стирания субъектности и разрушения смысла. Масштабность проекта переписывания «Евгения Онегина» соответствует работе истории – или, вернее, предлагает ее действующую модель.

Собственно говоря, перед нами наиболее чистый – на русской почве – пример того, что Ги Дебор и другие участники авангардистского движения «Ситуационистский интернационал» (1957—1973) называли d'etournement – слово, одновременно обозначающее отклонение и повторение. Основанный на таком воспроизводстве культурных стереотипов, при котором они превращаются в саморазрушительную самопародию, d'etournement, по Ги Дебору, представляет собой противоположность цитирования. D'etournement, считал он, формирует «язык пригодный для критики тотальности, для критики истории. Это не “нулевая степень письма” – а ее противоположность. Не отрицание стиля, а стиль отрицания […] Определяющей чертой d'etournement является наличие дистанции по отношении ко всему, что превратилось в официальную истину […] d'etournement… есть подвижный язык анти-идеологии 4 ».

4

Ги Дебор, Жиль Вольман. Методика d'etournement. Пер. с франц. С. Михайленко // http://hylaea.ru/detournement.html

Все эти характеристики применимы к концептуалистской цитатности и в особенности к приговскому проекту. Как и в акмеизме, у Пригова «авторское я […] оказывается равновеликим культуре, природе, истории 5 …». Однако в эту равновеликость вписаны дистанция и установка на критику истории и критику тотализирующей

идеологии, наделяющей, к примеру, «Евгения Онегина» статусом возвышенного абсолюта. Цитатность, реализованная в «Евгении Онегине Пушкина», таким образом, воплощает сопротивление, ибо обнажает насилие истории над субъектом и субъективными смыслами, выраженными в литературном тексте. У Пригова все, разумеется, описывается через Пушкина:

5

Левин Ю., Сегал Д., Тименчик Р., Топоров В., Цивьян Т. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма. // Russian Literature 7-8 (1974): 59.

На тонких эротических ногахЕдва держа в руках свой член огромныйВбегает и хватает что попалоИ начинает удовлетворятьСпазмически лишь вскрикивая: Сийя!Тут входит обнаженная онаПрекрасная, что можно бы РоссиейЕе назватьА у него и сил уже нетИ поделом

«ГРАММАТИКИ» И ТЕАТР ПРИГОВА

У Пригова множество текстов, которые по старинке так и хочется назвать «формалистическими» (правда, скорее с восхищением, чем с осуждением), – некоторая часть таких текстов представлена в разделе «Территория языка». Примыкают к ним и приговские «Азбуки». Сопровождаемые квазиучеными предуведомлениями, эти тексты, как правило, представляют собой серийную мультипликацию одной и той же риторической формулы, грамматической или стиховой структуры. Сам Пригов определял такие тексты как «грамматики» (в раннем творчестве он употреблял термин «паттерны»), поскольку в них, подобно грамматику, он создает парадигму, в принципе открытую для бесконечных языковых вариаций. Вот как, например, он пишет в «Большом предуведомлении к большому циклу грамматик»: «Основной чертой данных Грамматик является конструирование жестких структур организации мелких отдельных кусочков-клипов (условно, клипов, квази-клипов) вербального материала. Воспроизводимые же элементы – слова, словечки, устойчивые словесные формулы, предложения и целые грамматические структуры – в своей нескончаемой повторяемости несут на себе черты и функции поэтической рифмы… Конечно, требуется достаточно времени, <чтобы>вырастить новую Грамматику во взрослый организм, существо, способное на почти равноправное общение и сотворчество.

Так ведь мы и мечтали о долгих, нескончаемых, длиной почти с целую жизнь, проектах».

Приведу некоторые примеры «грамматик»:

Если местного волка назначить премьер-министромТо ситуация обнищания полей по глубокой осени будет выглядеть как советник Президента по государственной безопасностиА березняк при сем будет явно министром иностранных делВорон – военный министрЗайцы – конструктивная оппозицияА министр финансов? – а министр финансов улетел! он – перелетный…Президент – это яПремьер-министр – это тыПервые замы – это он, она и оноСовет безопасности – это мыМинистры – это выВсе остальные – это они(«Назначения», 1996)

Казнить надо по частям – сначала отрубают ноги,потом руки, потом голову, ну а потом,если что остается – то и это* * *Читать надо по частям – сначала начало,затем, нет, не середину, а конец,и уж затем середину, ну а потом,если останется – то и это* * *Губить надо по частям – сначала самого главного,затем беспомощных последователей, затем ужеи всяких неявных соратников, ну а потом, если чтоостанется – то и это(«Технология последовательностей», 1998)

Есть три вида любвиПрямой – он либо прекрасен, либо ужасенИносказательный – как в примерес невестами ХристаИ ошибочно принимаемый за таковойсо стороны, что грозит иногдапрямо-таки смехотворнымиположениями***Что может сравниться с глазом? —По подобию – любая мощностьПо равенству – любой волосокПо контрасту – меховая шкура* * *Что может сравниться с меховой шкурой? —По подобию – скрытая масса ВселеннойПо равенству – могилаПо контрасту – ясное и чистое вербноевоскресенье в аккуратном пригороде(«Три грамматики», 1998—2003)

Приговские грамматики могут быть не так структурно симметричны, как эти примеры. Допустим, «Ыводизсе Го» (2000) как будто бы даже разворачивает какой-то сюжет (вполне бессмысленный), однако главной целью этого текста является демонстрация специфической «приговской рифмы», основанной на трансформации повторяемых слов в необъясняемое и остраняющее «мистическое» имя путем произвольного сдвига интервала между словами – прием, широко используемый Приговым в текстах 1990—2000-х годов:

Терентич, это я – соседДимаС четырнадцтой квартиры! —Но он ни слова мне <в> ответЛишь только Цтойкв АртирыА пес внимательно гляделГлаза не опускаяКак откровенный Льногл ЯделИли Еопус КаяКакойДа, да, действительноКак Еопус Кая

По сути дела, к каждой из этих грамматик, как, впрочем, и к азбукам Пригова, приложима декларация из Предуведомления «Трем Грамматикам»:

Данная Грамматика служит выстраиванию последовательной цепочки связи всего со всем. Собственно, вся культурная деятельность человека и есть перебирание грамматик подобного рода, выстраивание метафорической повязанности всего во всем через некоторое количество операций».

И если полагать, что установление всеобщей связи явлений и есть задача поэзии, то Пригов действительно предлагает грамматики поэзии. Он совершает революцию в русском стихе, выдвигая в качестве наиболее насыщенной основы ритма грамматические и риторические структуры, чем, безусловно, подготавливает произошедшее в 2010-х годах раскрепощение русского стиха от силлабо-тонического метра. Сам Пригов не без лукавства объясняет свои реформы «демократизацией стихосложения»: