Место, где все заканчивается

Грановский Антон

– Не уйду, – пообещала Анжела.

Он вновь поцеловал ее, поднялся с дивана и двинулся в ванную комнату, намереваясь слегка освежиться после тяжелого дня, стоившего ему немало нервов и пота. Пять встреч, четыре совещания… Некогда рубашку сменить, не то что принять душ. Черновец вспомнил пухлые губы и длинные ноги журналистки, а потом представил ее голой. «Ох, черт, – улыбнулся он, – и как же приятно иногда бывает отдохнуть! Еще бы скинуть лет десяток, но это, увы, никому еще не удавалось. Хотя…»

Пройдя

пару шагов, Владимир Маркович услышал, что девушка у него за спиной что-то тихонько напевает. Он усмехнулся и двинулся было дальше, но вдруг остановился. Голос был странный, как будто и не Анжелин вовсе.

Мой мир огромен,А я так скромен.Вся жизнь спектакль —Я в ней актер.Актер – Лицедей,Добряк и злодей…

Черновец оглянулся, и его словно ледяной волной окатило. Девушка стояла рядом с ним, совсем близко, невероятно близко, впритык, и смотрела на него черными глазницами очков.

– Что ты…

Она подняла руки и положила пальцы на шею Черновца. Он почувствовал странный холод, исходивший от этих пальцев, – смертельный холод, от которого кровь застыла у него в жилах.

– У тебя на шее висит цепочка, – сказала журналистка странным, изменившимся голосом. – А на цепочке – ключ. Будь добр, отдай его мне.

Политик облизнул пересохшие губы. Лицо девушки показалось ему каким-то неестественным. Слишком гладким оно было, слишком непроницаемым – словно бы неживым.

– Кто ты? – хрипло спросил Владимир Маркович.

– Я? – девушка улыбнулась. – Твоя смерть.

Владимир Маркович почувствовал легкое давление на свою шею, словно журналистка слегка переместила палец. В ушах у него зашумело, перед глазами все поплыло, ноги подкосились, а в следующий миг он тяжело, как куль с мукой, рухнул на пол.

Журналистка наклонилась, сорвала с его шеи плоский электронный ключ вместе со стальной цепочкой. Выпрямилась и двинулась к стеллажу с книгами, за которым был спрятан потайной сейф.

2

Отец майора полиции Маши Любимовой был когда-то следователем прокуратуры. Но лет двадцать пять тому назад он совершил ошибку, из-за которой в тюрьму попал невиновный. Исправить ошибку удалось только через полтора года.

Казалось бы, срок небольшой, но невинно осужденный оказался человеком слабым, и эти полтора года сломили его – и физически, и морально. Отец не смог себе этого простить, ушел из прокуратуры и занялся адвокатской деятельностью, в которой не слишком-то преуспел.

На пенсию Любимов-старший вышел четыре года тому назад

и полностью посвятил все свое время любимому занятию – рыбалке. Когда нельзя было рыбачить, Любимов смотрел по телевизору футбол. И от первого, и от второго он приходил в состояние величайшего возбуждения.

Маша взяла из шкафа коробку с лекарствами, которую отец брезгливо называл «аптечкой смертника», поставила ее на стол, уселась в кресло и принялась перебирать лекарства, раскладывая их по отделениям.

Отец занял свое обычное место в глубоком плюшевом кресле и проворчал:

– Ты смотри… Опять америкосы собираются кого-то бомбить!

– Они собираются бомбить Иран, – сказала Маша.

– Иран? Ты уверена?

– Да.

Отец посмотрел на нее строгим взглядом и поинтересовался:

– За что?

– За то, что там делают атомную бомбу, – ответила Маша, продолжая копаться в аптечке.

– А какое до этого дело американцам?

– В Иране правят исламские фундаменталисты, – сказала Маша. – Они представляют собою угрозу для всего цивилизованного мира.

Любимов насмешливо посмотрел на нее поверх очков:

– Это кто сказал?

– Американцы.

– Америка-анцы! – протянул отец и прищурился. – Скажи-ка мне, детеныш, иранские войска вошли хоть в одну страну мира?

– Вроде нет.

– А американские?

– Ну… американские есть везде.

– Иранцы бомбили хоть одну страну за последние двадцать лет?

– По-моему, нет.

– А американцы?

Маша вздохнула:

– Эти кого только не бомбили!

– Так кто из этих двух опаснее – Америка или Иран?

– Иран, – сказала Маша.

– Почему?

– Потому что я их боюсь. Пап, хватит донимать меня вопросами. Лучше скажи – почему ты не принимаешь лекарства, которые я тебе привезла на прошлой неделе?

Отец фыркнул:

– Вот еще! Я здоровый мужик и не собираюсь травить себя всякой химической дрянью!

– Эта «дрянь» продлит тебе жизнь лет на двадцать.

– И зачем мне это надо?

– Мало ли зачем! Чтобы удить рыбу. Или смотреть футбол. Или ругаться из-за политики.

Любимов усмехнулся:

– Звучит довольно-таки убого. Нет уж, милая! Пусть твоя мать глотает химию и втирает ее в кожу. Возможно, ей и впрямь удастся победить старость, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь. – Он вновь усмехнулся и добавил: – Если, конечно, твоя мать не вампир, что, в принципе, я вполне допускаю.

Маша отвела взгляд от аптечки и посмотрела на отца с упреком:

– Пап!

– А что – я всего лишь предположил. – Любимов бросил взгляд на экран телевизора (звук по настоянию Маши был выключен) и ворчливо объявил: – Твои любимые американцы – вырожденцы!