Место льва
Шрифт:
Квентин внезапно вздрогнул:
— Давай уйдем!
Рука Энтони накрыла его руку.
— Нет, — сказал он, хотя голос его подрагивал, — мы пойдем по этой дороге, чтобы встретиться с ним. Или я никогда больше не смогу опять говорить об идеях и истине. Пойдем.
— Я не могу, — пробормотал Квентин, втянув голову в плечи.
— Ну, дружище, в чем дело? — спросил Энтони. — Давай поторопимся. Понимаешь, если оно во мне, тогда я смогу его контролировать, а если нет…
— Да, а если нет… — жалобно произнес Квентин.
— Тогда посмотрим, на что способен армейский револьвер, — ответил Энтони и сунул руку в карман распахнутого плаща. — Пойдем.
Квентин страдальчески сморщился,
— Даже если это то, что ты говоришь, откуда ты знаешь, что тебе было предназначено это увидеть? Мы всего лишь люди — как нам может быть дано смотреть на… такое?
— Лик Господень… — пробормотал Энтони. — Ну, даже теперь я бы скорее умер так, а не иначе. Но ведь Тиге не умер, когда увидел бабочку, да и мы не впервые его видим.
— Но так идти и искать его — безумие. — Квентин остановился. — Я не осмеливаюсь, понимаешь? Не могу. — Квентина трясло, и по его виду можно было предположить, что он не тронется с места.
— Я не знаю, на что я осмеливаюсь, — сказал Энтони, тоже останавливаясь. — Но я пойду. Что это, черт возьми?
Теперь его изумил не лев, а дорога впереди. Поперек нее, почти там, где она поднималась на гребень и исчезала с другой стороны, шла непрерывная рябь. Казалось, небольшие волны следовали друг за другом от полей с одной стороны дороги на другую; пыль поднималась и оседала в такт этим волнообразным движениям. Но движение захватило не только дорогу, казалось, оно уходило в поля и там терялось из вида.
— Чертова дорога движется! — воскликнул Энтони.
Квентин начал истерически смеяться, так же, как он смеялся в тот вечер.
— Точно, — выкрикнул он, — точно, Энтони! Дорога движется. А ты не знал? Она чешет себе спину. Поможем ей, а?
— Не будь идиотом! — прикрикнул на него Энтони. — Прекрати, Квентин, а то дам по башке!
— Ха! — воскликнул Квентин. — Я тебе покажу, кто идиот. Это не мы! Это мир! Земля сошла с ума, ты не понял? Все под нами сошло с ума. Она только притворяется нормальной, как ты и я, но на самом деле она такая же сумасшедшая, как и мы! Просто теперь это становится заметно. Послушай, Энтони, мы первые, кто видит, как земля сходит с ума. Это твоя блестящая идея, это ты и хотел увидеть. Подожди, скоро и в себе самом почувствуешь!
Он пробежал вперед несколько шагов и остановился, заходясь от хохота. Энтони почувствовал, что обычное спокойствие начинает ему изменять. Он взглянул на небо. Там висело жаркое полуденное солнце — по крайней мере, в нем пока не было заметно никаких изменений. Высоко над ним пронеслась крылатая тень: он не смог различить, что это такое, но слегка приободрился. Они тут все-таки не одни живые, вон, кто-то летает. Невероятно, что жизнь поддерживается таким равновесием, так легко, так напряженно, но это так, именно так она и рвется к своей цели. Его ум и тело тянулись к манящему откровению; птица, кем бы она ни была, мгновенно исчезла в голубом небе, а Энтони, успокоившись, опять посмотрел на землю перед собой. Движение поперек дороги все еще продолжалось, но оно, казалось, пошло на убыль, и пока он смотрел, прекратилось вовсе. Дорога расстилалась перед ним, спокойная и неподвижная. Энтони взглянул на своего друга.
Квентин резко мотнул головой.
— Ты думаешь, она остановилась? — усмехнулся он. — Дурак, подожди немного! Я тебе не говорил про это, но
Энтони спокойно посмотрел на него.
— Должен признать, Квентин, — сказал он, — что мыслишь ты весьма оригинально. Когда я думаю, что понимаю тебя, я почти горжусь. Допустим, ты прав, но тогда нам нечего и обсуждать. Я не утверждаю, будто то, что мы видим, происходит на самом деле, но я настаиваю, чтобы мы вели себя так, будто оно происходит. Знаешь, я не верю в мир, где мы с тобой не сможем поговорить. — Он шагнул к нему и добавил: — А ты? Мне будет ужасно досадно, если это не так.
Квентин перестал приплясывать на месте.
— Поговорить! — неуверенно произнес он. — Какой смысл говорить, когда земля сошла с ума?
— Это поддерживает крылья в полете, — ответил Энтони. — Пойдем, поддержим.
Он взял друга под руку.
— Но, может быть, сегодня днем… — начал он, но перемена в лице друга заставила его замолчать.
Глаза Квентина расширились от ужаса. Лицо покинули признаки разума. Энтони резко повернулся. В стороне у дороги, почти там, где кончалась зыбь, появилось существо, которое они искали. Теперь, вблизи, лев выглядел еще больше и мощнее. И Энтони, и Квентин инстинктивно отпрянули, потрясенные одним лишь ощущением силы, исходившей от него. Невероятное существо двигалось, как обнесенный стеной город, как осадные башни, возведенные против Ниневии или Иерусалима; каждая громадная лапа, опускаясь, утопала в твердой земле как в грязи, но поднималась без малейшего усилия; грива, когда лев поворачивал голову, выбрасывала в воздух фонтан энергии, поднимавший ветер. Рука Энтони беспомощно замерла на револьвере, но он и не подумал им воспользоваться — смертный это лев или нет, его бытие уж во всяком случае равно его собственному. Энтони бросил вызов, вызов был принят, и теперь на него надвигалось нечто, плохо постигаемое рассудком. Он почувствовал, что начинает задыхаться. Он забыл о Квентине, он ощущал, как слабость растекается по всему телу, — возможно, это смерть, подумал он, и в этот момент у него над ухом грянул выстрел.
Квентин выхватил у него револьвер и теперь отчаянно палил в огромного зверя, выкрикивая при каждом выстреле: «На! На! На!» Конечно, это было крайним проявлением слабости, полной капитуляцией, открывшей душу Квентина наступлению этого великого бога — ибо сейчас лев выглядел именно богом. Звук выстрелов был таким же бесполезным, какими оказались и пули, и тщетность этой вспышки вызвала у Энтони мгновенный протест.
— Не надо! — крикнул он. — Ты сдаешься. Нельзя так, это не в твоем характере. — Слова помогли Энтони обрести хоть какую-то внутреннюю опору. Что-то происходило, и он должен понять, что именно. Он чувствовал себя так, словно двигался против сильного ветра, он удерживал равновесие инстинктивными силами своего духа, он не сражался с этим могучим воздействием, но удерживал внутреннюю оборону. В предельном напряжении Энтони смутно услышал звук торопливых шагов и понял, что Квентин убежал, но сам не мог пошевельнуться. Теперь он не смог бы помочь уже никому: что-то ужасно давило на него и мешало дышать, но, несмотря на то, что чуждая сила завладела им, он все же стоял, не падал и даже старался подстроиться под ритм движений льва. «Если это внутри меня, я с этим справлюсь», — беззвучно крикнул он самому себе и тут же ощутил возвращение утраченной свободы.