Место преступления
Шрифт:
А чтобы не быть голословным, достаточно просто вспомнить, что и Вере, и Кате уже некие неизвестные лица угрожали расправой в том случае, если женщины не перестанут «мутить» якобы совсем чистую воду, сомневаясь в Крохалевской версии самоубийства Краснова. Это не секрет, как не тайна и то, кому потребовалось заставить женщин замолчать, а если сказать грубее и проще, то заткнуться, — во избежание крупных неприятностей, например с ребенком. Одна фраза насчет хорошего дома, дорогой автомашины и счета в банке, «оставленных», видите ли, безутешной вдове в утешение, уже чего стоит! Словом, доложат по инстанции, что органы милиции вынуждены были задержать женщин в качестве подозреваемых. А про то, кто кого «вынуждал» или в чем конкретно подозреваются сестра и вдова Краснова, об этом милицейская братва
Вот чего им и нельзя позволить. А сейчас Крохалев будет из кожи лезть, чтобы доказать, а то и додавить, свои версии. И — самый главный фактор: нужных свидетелей у полковника, как всегда в подобных ситуациях, окажется в избытке.
И, наконец, в этой связи необходимо учитывать и последний, самый, пожалуй, главный фактор. Если судить по ситуации с расследованием дела о смерти Краснова — не важно, убийство это или самоубийство, — отчетливо видно, что практически все правоохранительные службы в районе находятся в руках Крохалева. Уж если ему удалось даже такого человека, как патологоанатом Игорь Федосович, запугать, заставить принять ложную версию, то дела здесь, в округе, совсем плохи.
А может, и прав Турецкий: не стоит Агееву рисковать?
Но есть и другая сторона медали. Те наблюдатели с камерой слежения в доме мадам Фомкиной наверняка зафиксировали прибытие в дом Кати Красновой сестры ее покойного мужа. И эти сведения могли тут же поступить к Крохалеву, а езды от Дорогобужа до Боброва каких-то сорок минут, а то и меньше. К тому же полковнику известно и о том, что в город едут лица, которым поручено разобраться в сложившейся ситуации, и он станет носом рыть землю, чтобы доказать свою правоту. А как это делается, тоже не секрет. Некоторые свидетели, особенно молодые и красивые женщины, не выдерживают «настоятельных просьб» этих самых «правоохранителей» и подписывают любые документы, которые им кладут перед носом. Увы, есть такая порочная практика, и никуда пока от нее не денешься. Особенно когда заботливой матери, например, напоминают о существовании ее малолетнего ребенка, который может нечаянно, перебегая не в том месте дорогу, вдруг попасть под машину, которая к тому же, оказывается, давно числится в розыске.
Вот именно поэтому Филипп, считавший поначалу, что приезд Веры облегчит положение Кати, а там, глядишь, и «Глория» подрулит, хорошенько подумав и прикинув Крохалевские возможности, пришел к обратному выводу. Собственно, так и получалось, что поначалу не собирался Агеев «жертвовать» собой, а теперь, видно, придется. Ибо дело решали уже не сутки, а часы. Притом, что, кстати, доставать человека из тюрьмы куда сложнее, чем отправить его туда. Это профессионалы знают. И тем не менее…
Итак, Агеев получил из рук Кати уже почти традиционную чашку ароматного чая и приступил к изложению своей программы на ближайшие часы. От них требовалось только одно: видеть и запоминать, не больше.
Но тут уже Вера усомнилась, что Крохалевские бандиты, — она так прямо и выразилась, — вряд ли станут совсем уж по-наглому попирать все существующие законы и права граждан. На что Филя «мягко усмехнулся», как ему показалось, и ответил, что будут. Причем обязательно. Женщины ведь еще не знают того, что знает он, а ему выгодно некоторое время держать их в состоянии неведения. После чего беглой информацией выдал свою версию того, как в ближайшие часы начнут развиваться события. Но убедительно попросил их обеих держать разговор в строжайшей тайне и ни словом не выдавать то, о чем он расскажет.
О своих вещах и документах он не стал вообще ничего говорить,
Но шутки шутками, а время тянулось медленно, но и неотвратимо…
Агеев ведь еще не ведал о том, что рассказывал ментам про его приезд Сергуня, которого полковник Крохалев прямо так вот, конкретно, и заподозрил в непосредственном пособничестве приезжему киллеру. Что и было им заявлено — твердо и безапелляционно. Сергуня готов был перекреститься и в ноги пасть высокому милицейскому начальнику, чтобы оправдаться полным своим незнанием и непониманием, но только чтоб лично его миновала чаша самому оказаться на мушке у этого опасного преступника. Сергуня, по правде-то говоря, сразу в нем усомнился, но не знал, что делать, и не нашел ничего более умного, чем отвести преступника к Фроське Морозихе. Чтоб знать, где тот остановится и, по возможности, проследить за ним. Ну, и… доложить, куда надо, если покажется…
Вместе с Сергуней к дому Ефросиньи Морозовой немедленно отправилась опергруппа во главе с самим полковником Крохалевым. Случай практически небывалый, чтоб такой большой начальник и — как простой опер! — лично ехал арестовывать уголовного бандита. Да, знать, очень важной птицей был тот московский киллер, которого брать следовало со всеми предосторожностями, ибо он вооружен и, значит, представляет крайнюю опасность при задержании. И, как Сергуня ни отказывался, к его величайшему неудовольствию, лично полковник Крохалев фактически заставил фабричного сторожа, чье безделье стало уже привычным во всей округе, сесть в машину и отправляться вместе с оперативной группой — на смертельно опасную операцию, куда же еще. У Сергуни даже сердце провалилось к самым пяткам: он решил, что полковник нарочно заставит его первым идти на преступника, вызывая встречный огонь на себя…
А вот Фрося встретила целую толпу милиции неприязненно. Но когда увидела еще и Сергуню, который все пытался отвернуть от нее бегающие, плутовские глазки, закричала, никого не стесняясь:
— Ах ты, прохвост старый! Сам водишь жильцов! Сам водку с ними жрешь с утра до вечера, друзьями своими называешь, а теперь я, выходит, виноватая? Да я тебя, сукиного сына! А ну, пшел вон со двора, и чтоб я тебя больше не видала!
И, тут же успокаиваясь, пояснила самому старшему из милиционеров, который был в фуражке, в отличие от других, в пятнистых кепках, что ее постоялец еще совсем рано поутру собрал вещички и отбыл в Дорогобуж, где у него свой бизнес. Но обещал вернуться, чтобы отдохнуть еще несколько деньков, поскольку он — в отпуске. И этот, вон, козел плешивый, обещал его на речку, в рыбные места проводить.
Полковника такая информация не устраивала, и он стал расспрашивать подробнее: как выглядел постоялец внешне, на кого похож, какого роста, телосложения, глаза какие, и есть ли у него другие запоминающиеся приметы? Могла, конечно, про шрамы Филипповы рассказать Фрося, но сочла это неудобным. Для себя, в первую очередь. Женщина ведь она, да и сердце вон как замирало, когда рукой своей горячей проводила в темноте по «рубцеватой» спине хорошего человека, что говорить. Конечно, запоздалым умом понимала она: зря Филя не рассказал ей всего. Не верила она, что он — убийца, ни за что не принимала такой «версии» ее чувствительная к правде душа. Но противоречить большому начальству, да еще прибывшему в таком количестве, она не решалась. Потому и отвечала сбивчиво, ссылаясь на свою невнимательность, забывчивость и вечные домашние заботы, которые постоянно отвлекали ее внимание от постояльца. Не до него ей, короче, было. Зато вон пьяница этот, Сергуня, которому делать вообще не хрена, кроме как водку жрать с приезжими, с мужчиной тем все часы проводил, вот пусть теперь и отвечает по закону, как положено. А такое объяснение полковник Крохалев, который давно привык никому не верить, тем не менее, принял-таки от этой явно пустой дуры-бабы…