Металлический жаворонок

Сент-Клер Маргарет

«Барзун-Барзан» имел еще больший успех, чем «Четыре генерала». Зрители уже давно перестали нажимать на кнопки аплодисментов и яростно хлопали в ладоши, а кто-то в зале что-то кричал. После «Браво!» и «Бис!» Уна оглядела зал в поисках Джойзель, но не смогла ее найти, должно быть, та ушла домой.

Аккомпаниатор сыграл первые несколько тактов из последнего номера Уны «Ging Heut’ Morgen». Уна приоткрыла рот. Свет погас.

Зрители беспокойно зашевелились.

Кто-то в первых рядах нервно кашлянул. Через мгновение сзади раздался высокий женский голос: «Свет!» Уна попыталась продолжить свою песню, но не смогла. Ее аккомпаниатор ушел за кулисы в поисках электрика, да и вообще, люди слишком расшумелись.

– Давай уйдём отсюда! – крикнула незнакомая женщина. – Я не собираюсь сидеть здесь в темноте!

Раздался грохот и стук, словно она решила последовать своему совету. Кто-то прокричал «Свет!» еще несколько раз, и затем грохот и стук стали слышны все отчетливее. Казалось, все, кто был в зале пытаются выбраться со своих мест в проход.

Уна стояла посреди погружённой во тьму сцены, борясь со слезами. Свет погас так неожиданно (или его погасили – но сейчас было не время вдаваться в подробности), и все произошло так быстро, что Уна растерялась.

Одно было ясно наверняка: ее выступление будет сорвано, если она что-нибудь не предпримет. Может даже начаться паника. Неужели она ничего не сможет сделать? Неужели она ничего не сможет спеть – что-нибудь хорошее и громкое, что заставило бы их остановиться, пока кто-нибудь не пострадал?

Уна глубоко вздохнула. Она сжала кулаки, шагнула к краю сцены, и ее флуоресцентный подол платья слабо блеснул в темноте. Конечно, она не тренировалась петь эту песню, но слышала её миллион раз. Она снова глубоко вздохнула.

– От полюса до полюса – могущественные нации, от полюса до полюса – человечество… – Уна начала петь «Боевой гимн Организации Объединенных Наций».

– О, у нее точно получилось, – мрачно сказал Джик.

Он так резко развернул коптер вокруг пилона, что дежурный авиационный офицер уставился на них.

– Это был самый грязный трюк на свете! Я не слез с этого электрика до тех пор, пока он не признался, что Джойзель дала ему тысячу пятьсот за то, что он выключит свет на десять минут. И это она начала кричать, требуя включить свет, и все такое прочее, типа давайте убираться отсюда. Ей и тому электрику следовало бы провести по году в тюрьме каждому! Кто-то мог и погибнуть.

– Но ты спасла положение, детка. Я никогда в жизни так не гордился тобой, малыш, как в тот

момент, когда услышал, как ты начала петь «Боевой гимн». Ты – настоящая героиня.

– Ой, – сказала Уна, поморщившись.

– Настоящая героиня, – повторил Джик. – И зрители тоже это знали. Все эти венерианские цветы, которые они бросали на сцену, когда ты заканчивала петь! И аплодисменты! Это было похоже на последнюю четверть межполушарного футбольного финала в прошлый Новый год в Соя Боул – помнишь, там было семь-восемь в пользу восточного полушария.

– Мне кажется, я никогда не слышал столько шума. Они бы и дальше вызывали тебя на бис, если бы ты только захотела. Им понравился твой голос, и они решили, что и ты сама великолепна.

– Ну… – сказала Уна.

Тон Джика снова стал резким.

– Послушай, малыш, о чем ты разговаривала с этой гнидой Кэбот-Кэбот за кулисами после окончания выступления? После того, что она пыталась с тобой сделать, я бы ни за что не подумал, что ты захочешь прикоснуться к ней даже трехметровым шестом.

Уна искоса взглянула на профиль своего мужа. Джик был настоящим пушистым ангелочком, и она души в нем не чаяла. Тем не менее, он был мужчиной, а мужчины иногда не понимают того, как поступают девушки.

– Джойзель не знает, что я знаю, что она это сделала, – объяснила она. – Она считает всех вокруг глупыми. Кроме себя.

– Да. Так и есть. Но о чем вы с ней говорили?

– Ну, она спросила меня, кто мой учитель вокала. В следующем месяце она устраивает музыкальный вечер у себя дома и думает, что было бы неплохо, если бы она могла спеть на нём. И я сказал ей, что ты подарил мне «Металлического жаворонка».

– «Металлического жаворонка»? – в голосе Джика прозвучало удивление.

– Она спросила, можно ли ей одолжить его. Она из тех, кто всегда у всех что-нибудь одалживает. Я сказал ей, что он никуда не годится, но она мне не поверила. Завтра утром она пришлет за ним своего шофера.

Уна достала свой лаковый набор и начала приводить в порядок лицо. Они уже почти добрались до дома, и ей хотелось выглядеть прилично, когда в ангаре зажжётся яркий свет.

– Она все равно собирается его одолжить?

– Угу, – приглушенно ответила Уна.

Косметика высыхала, и она не хотела ее трогать, пока она не застынет.

– У меня от него так болело горло, что я вообще не могла говорить, а голос у Джойзель от природы писклявый и высокий. Как ты думаешь, Джик, как она будет звучать по завершению процесса?