Метаморфоза
Шрифт:
Геннадий Васильевич мельком посмотрел на стопки писем, зевнул, прикинув, что буфет еще закрыт, а в парке кофе варят столь скверно, что лучше о нем не вспоминать. А ему хотелось чем-то порадовать себя, потешить. Конторская жизнь скупа на развлечения. Шаркнула дверь, вышел Сам с бумагой в руках; его золоченая оправа тревожно сверкала, он через весь отдел прошел к столу Канцелярского Червя и положил бумагу на сукно.
Затихли шумы и шорохи - бумагу принес Сам, а это не каждую неделю случается.
– Бывший прокурор написал, - вполголоса пояснил Сам Геннадию Васильевичу,
Канцелярский Червь, не читая, скользнул глазами по письму и успокаивающе кивнул: сделаю. Что ему какой-то бывший прокурор, приходилось тягаться с бывшими начальниками главков, секретарями горкомов, тоже съевшими не одну собаку на бумажном деле, - слабаки! Они же изначально не верят в победу, им какая-нибудь полуграмотная старушка сто очков фору даст, поскольку по непосвященности верит в неминуемое торжество справедливости.
Сам, родственник начальника соседнего главка, не уходил.
– Бывший - он и есть бывший, - флегматично заметил Геннадий Васильевич. Попробуй объясни юноше, что такое старость, так и тут: неопытный опытного не разумеет.
– Закруглим, - неохотно обронил Геннадий Васильевич. Сам повеселел и ушел, а у Канцелярского Червя остался в душе горький осадок: вынудили изменить верному правилу, он бы отписал, а возмущенный жалобщик вышел из себя и... Прокуроры, и бывшие, и настоящие, тоже срываются. Теперь же Геннадий Васильевич пустит жалобу по нескольким инстанциям. Там коллективно стешут ей острые грани. Конечно, это не его уровень работы, но начальство, глупое ли, умное ли, есть начальство, оно как бородавка или чирей, на шее сидит и лучше его не трогать.
Канцелярский Червь приучил себя философски относиться к мелким служебным катаклизмам и не шибко переживал: ну, напишет вместо одной еще пару бумаг, рука не отсохнет. И наверное, этот день, начавшийся со странных ощущений встраивав, закончился бы банальным вечерним чаем и просмотром программы "Время", но перед обедом заглянул в отдел посторонний. Канцелярский Червь и другие старожилы почувствовали это кожей. Незнакомец растворил дверь шире и от порога бесцеремонно спросил:
– Кто здесь Геннадий Васильевич?
Канцелярский Червь раньше других понял: сквозь заградительный кордон прорвался посетитель. Геннадий Васильевич встал, наугад взял со стола несколько бумаг и устремился к двери. Да, это был испытанный, проверенный прием: уйти и раствориться в длинных светлых коридорах. Но посетитель загородил дорогу.
– Геннадий Васильевич, я к вам!
Канцелярский Червь недоуменно вытянул губы трубочкой:
– Мы с вами вроде незнакомы.
– Если в комнате две женщины, трое мужчин и один из них спешит, то он и есть Геннадий Васильевич, - неприятно улыбнулся посетитель.
– Мы с вами состоим в переписке, и нам есть о чем поговорить.
– Извините, я действительно крайне спешу, - Канцелярский Червь, словно щитом, закрылся бумагами.
– Я тоже,
Геннадий Васильевич рассмотрел его: лицо почти треугольное (напористый), кожа с серым оттенком (подолгу сидит в помещении), плечи округлые (физической работой не занимался), руки белые (канцелярский работник?)... Геннадий Васильевич заглянул незнакомцу в глаза желтые, с колючей хитринкой.
– Как вы сюда попали?
– Раз попал, значит, имею право, - жестко сказал посетитель.
– Извините, но мы обычно не встречаемся...
– Канцелярский Червь сделал выразительную паузу.
– Раз, значит, отписали, два отписали...
– Ответили, - тихо поправил Геннадии Васильевич.
– А я даже взглянуть на вас не имею право. Почему?
– Для разговоров у нас есть приемные часы и специальная комната.
– Но вы же там не бываете?
– Там принимают те, кому это положено.
– А вы, значит, и не принимаете, и не встречаетесь.
– Такой порядок. Не я его установил.
– Значит, мне суждено его нарушить.
– Вы журналист. Бывший журналист, - уточнил Геннадий Васильевич.
– Вот вы и вспомнили мои жалобы, - лицо посетителя заострилось еще больше.
– Я по лицу понял, кто вы, - Канцелярский Червь усмехнулся: "Держать все писульки в памяти десяти голов не хватит!"
– На вашем лице тоже многое написано.
– Извините, я спешу.
– У нас не принято вышвыривать посетителя, - повысил голос мужчина с треугольным лицом.
– Если боитесь беседовать без разрешения начальства, я это сейчас улажу.
– Он шагнул к двери начальника отдела.
Обычно до такого не доходило.
Нештатная, как говорят в армии,
ситуация,
напрочь выбила Геннадия Васильевича
из колеи,
вспомнилась утренняя метаморфоза - он,
словно спеленутый младенец,
подвешен к суку дерева;
Геннадий Васильевич ощутил,
как тело сжалось,
перед глазами закачался
зеленый сейф, в котором
хранились электрический чайник,
и сахар, и семь чашечек.
– Да не держите меня за руку, она у вас...
– Бывший журналист оттолкнул от себя Геннадия Васильевича, брезгливо вытер руку платком.
– Господи, какой вы скользкий!
Геннадий Васильевич услышал, как за спиной испуганно ойкнули сотрудницы. Для них ворвавшийся в отдел посетитель походил, наверное, на инопланетянина, от которого неизвестно что ожидать. Снова мелькнул перед глазами сейф, и Канцелярский Червь понял: он опять раскачивается на нитке, - тело сжалось до такой степени, что, казалось, вот-вот лопнут напружиненные ребра.
Геннадий Васильевич, пролетая мимо бывшего журналиста, чтобы задержать движение, вцепился в его руку.
– А-а, чтоб тебя!..
– Посетитель толкнул Геннадия Васильевича с такой силой, что тот отлетел к потолку, увидел в белых рожках люстры еще, наверное, с прошлой осени засохших мух; над головой что-то треснуло, Канцелярский Червь шлепнулся на пол.