Метаморфозы вампиров-2
Шрифт:
— Тем не менее, попытка убить тебя ему не удалась. Почему, как ты считаешь? (Карлсен лишь плечами пожал) Потому что есть в тебе нечто такое, что погубить можешь только ты. Ему это не под силу. Сделать это может лишь твой страх.
Слова вызвали искру оптимизма: в самом деле, не будет же каджек так говорить, имея на этот счет хоть какие-то сомнения.
— А как же мне вызвать гребиса?
— Через seelenglas, — указал К-1.
— И что мне для этого делать? — все еще неуверенно спросил Карлсен.
— Смотри в зеркало и следуй своей интуиции.
Карлсен всей
— Попробую.
Зеркало все еще не утратило прозрачности, как вода с мешаниной акварельных красок.
— Прежде всего, добейся темноты.
Приказ заставил сконцентрировать внимание, отчего внезапно обострилась чуткость.
Держа вытянутую руку в футе над стеклом, он с предельным вниманием медленно повел по спирали руку. На этот раз стекло начало затмеваться моментально. Вести ладонь к центру было все равно, что вести кистью, обильно смоченной черной краской. При этом чувствовалось, как от усилия из груди и руки вытекает энергия. Когда отнял руку от центра, зеркало было непроницаемо черным.
— Теперь немного передохни, — велел каджек. Карлсен расслабился, хотя теперь можно было обойтись и без этого: усталость как рукой сняло. — Ты должен представить гребиса и сделать так, чтобы он тебе внимал.
Опять внутри похолодело. Образ Клубина представлялся некоей громадной, по-орлиному грозной тенью, и сама мысль о том, чтобы ее вызвать, казалась голимым безумием.
— Но сперва похитрим, — заметил К-1.
— Похитрим?? — Карлсен подумал, что ослышался. Чтобы каджек, и предлагал какой-нибудь подвох — невероятно. Уж не проверка ли какая, на твердость?
Каджек прочел его мысль.
— Твоя беда — страх. Большинство поражений происходит уже перед битвой. Гребис не боится тебя, а потому вступает в бой, имея незаслуженный перевес. Так что прежде чем приступать, важно, чтобы страха не было и у тебя.
С этими словами он поднес правую руку Карлсену ко лбу и приложился ладонью (холоднющая, как пузырь со льдом). При этом, вызывая дискомфорт, рука, вместо того чтобы теплеть от соприкосновения, леденила еще сильнее. Лоб заныл — пришлось сконцентрироваться, чтобы не податься назад. Начали ощущаться первые симптомы головной боли. Секунд через десять голова будто уже обросла ледяной коростой — зубы, и те ломило.
Неимоверное облегчение наступило, когда каджек, наконец, отвел руку. Голова тяжко пульсировала от холода, будто растягиваясь и сжимаясь, от чего в ушах стояло шипение. Карлсен глубоко вздохнул.
Боль медленно отхлынула: щеки и лоб мелко покалывало, словно лицо только сейчас окунулось в ледяную воду. Восстановившись окончательно, Карлсен почувствовал, что сердце бьется — медленно-премедленно (вроде того антикварного метронома у старого учителя музыки — тик-так, тик-так). Душой владела редкостная невозмутимость, будто кто впрыснул успокоительного.
— Ну вот, теперь готов, — подытожил К-1. — Вглядись в зеркало.
— Он ведь все еще может читать мои мысли? — переспросил на всякий случай Карлсен. Каджек покачал головой.
— Доступа в твой ум у него не будет, только в его зеркальный образ.
Склонившись над зеркалом, Карлсен
Однако прав был каджек: интуиция подсказывала, как именно действовать дальше.
Ум полонили мысли о Клубине — настолько четко и ясно, что возникало подозрение о некоем телепатическом контакте. А может, это просто своеобразный эффект, создаваемый зеркалом. Энергия, чувствовалось, так велика, будто он вступил в какое-то мощное силовое поле или быструю реку. Различие в том, что эта сила стремилась не в каком-то одном направлении: овевающие течения как бы пронизывали пространство и время чуть ли не встречно. Так, должно быть, ощущается какая-нибудь магнетическая воронка: все равно, что присутствовать в клетке с незримой, но на редкость подвижной, вкрадчиво льнущей живностью.
Несколько минут ушло на то, чтобы освоиться с этим странным ощущением — здесь пригодилось теперешнее глубокое спокойствие, иначе было бы непросто. Начав, наконец, чувствовать себя частью этого энергетического водоворота, Карлсен уловил в этом для себя некоторые возможности. Энергетические потоки в некотором смысле подобны были вагончикам, каждый из которых, прежде чем следовать дальше, на секунду притормаживал. В зависимости от нужного направления, можно было «запрыгивать» в него и «ехать». Уносящийся «пассажир» представлял собой не полновесную личность, а лишь некоего наблюдателя, который, отобщаясь, собирал гораздо больше сведений, чем он сам. Иными словами, зеркало походило на телескоп, направляя который, можно было постигать иные сферы времен и мест.
Как-то невзначай вспомнилось о подземных пещерах Криспела. Едва мысль обратилась в этом направлении, как он осознал, что стоит в кабинете у Мэдаха — сам монах сидит за столом, взыскательно разглядывая зажатый меж большим и указательным пальцами желтый кристалл. Мэдах, очевидно, поглощен был работой, но через секунду, явно почувствовав, что за ним наблюдают, растерянно вскинул голову. Понимая, что времени особо нет, Карлсен сменил направление мысли — все равно, что прыгнул в другой «вагон», снова слившись с водоворотом магического зеркала.
Зная теперь принцип действия, времени он не терял: встречу с гребисом нельзя было оттягивать до бесконечности. Мысль о черной тени по-прежнему тревожила, но не настолько, чтобы как-то задевать эмоции — некая часть ума словно лишена была силы реагировать. С уверенностью, исходящей из какой-то глубинной интуиции, он обратился мыслями к Клубину, веля себе попасть в его поле зрения.
Как и с Мэдахом, это произошло мгновенно. Гребис, опершись руками о барьер, одиноко стоял на вершине Броога и озирал окрестности. Личину Люко он успел сменить и смотрелся теперь как при их первой встрече. Однако было и различие. Он теперь казался выше, и было в его согнутой позе что— то странно зловещее, как у стервятника, с хищной зоркостью высматривающего, куда прянуть.