Метаморфозы

Горланова Нина

1996 год. Хорошо, что Некрасов не потерял навсегда рукопись Чернышевского! А то бы Набоков "Дар" не написал!

* * *

Т. увел жену известного в Перми артиста:

– Она сама говорит, что хотела уйти... у нее не было турбулентных завихрений, жизнь текла ламинарно.

Через шесть лет она ушла от него. Т. в горе - в горе, но слова все те же (ни одного в простоте):

– Она говорит, что слишком много турбулентных завихрений, ей нужно, чтобы жизнь текла ламинарно!

* * *

Врачи сказали, что Марине

осталось жить три месяца. А ей до шестнадцати лет три месяца как раз оставалось. О. первый год работал в школе для больных детей. К Марине он пошел на дом, так как она уже не могла выходить из дома. О. решил, что программа уже... Бог с ней! И дал Марине читать "Трех товарищей" Ремарка. Она два раза подряд прочитала... И началось: Белль, Хемингуэй, Сэлинджер, хокку Басё... Через два года Марина закончила школу. О. помог ей поступить в педучилище...

Слово, литература - исцеляют! Но... Не сам том Ремарка пришел и вылечил Мариночку! Нужен был О., который увидел девочку - да, она вот-вот умрет - спасу, может, книгой "Три товарища"?! Люди - это почва, на которой книга, как целительное растение, каждый раз должна снова взойти...

* * *

В Усть-Качке мне в конце санаторного срока сделала такое признание соседка по столу:

– Когда ты пришла к завтраку в своем потрясающем бархатном пиджаке, я подумала: это в чем же она к обеду - в декольте придет?! Писательница! Врет, наверное, может, валютная это... эта... Но к обеду ты в том же пиджаке. Думаю: не врет, может, вправду пишет, не суетится. В чем же на танцы? На танцы не пришла ты - да, точно - пишет, читает, наверное... На другой день - в том же пиджаке. На третий... Ну, думаю, в субботу съездит в Пермь и привезет другой. Но не привезла. И так все 24 дня в одном пиджаке! Никакая не писательница, а домохозяйка, может... в одном пиджаке все 24 дня... (а это мне Лариса Ванеева подарила пиджак - его я и носила, пока не износила).

* * *

Мой друг З., видя какой-нибудь привлекательный уголок в Перми, обычно говорил: "Как будто не ступала сюда нога коммуниста!".

З. поздно женился, у него сейчас двое маленьких детей. В их дворе спилили деревья - новый русский купил эту землю и строит там гараж. В то время как по закону двор дома - его санитарная зона! Но З. как ни боролся с произволом, так ничего не смог поделать! Теперь он, видя в Перми какой-нибудь привлекательный уголок с деревьями, говорит:

– Как будто не ступала сюда нога нового русского!

(Сравни про кота! Раньше З. говорил про нашего кота: "Кот, как обкомовец, сытый!". Нынче про него же: "Кот у вас такой, словно у него есть счет в банке".)

* * *

– А моя профессия начинается на букву "б" и заканчивается на мягкий знак.

Библиотекарь! Так я с нею познакомилась в санатории (в Железноводске). Она все возмущалась, что муж проверил ее чемодан и... нашел там презервативы. "А то смотрю: все в чемодане перевернуто... а он в аэропорту был такой

задумчивый!" Мы сидели за одним столом. Я подумала: много мне придется узнать за двадцать четыре дня! Но я ошибалась. На следующий день соседка пришла к завтраку задумчивая (как ее "старый муж" - так она его звала). В чем дело? В кольце. Она вчера на танцах сняла обручальное кольцо и положила за манжет блузки. И потеряла. Сегодня встала рано, уже во всех корпусах повесила объявление, что обещает вознаграждение тому, кто вернет. Двадцать три дня прошли в поисках кольца. Я на день задержалась (ждала телеграфный перевод). Внизу, где всегда смотрели почту, на имя библиотекарши появилась телеграмма: "Жду, волнуюсь, люблю". Подпись: Боря (это имя ее мужа). Но дело не в этом. А в том, что телеграмма начиналась словами: "Аленький цветочек!". Я сначала и понять ничего не могла... А для мужа она - аленький цветочек!

Аленький цветочек, несмотря ни на что.

* * *

Неделю назад мы отмечали выход книги моей подруги. Лина Кертман написала о Марине Цветаевой сквозь призму любимой книги Марины Ивановны (Сигрид Унсет - "Кристин, дочь Лавранса"). Отмечали у нас (так захотела подруга). Я говорю: "Вот Аля закрыла архив матери до двухтысячного года, ждали мы, ждали, слава Богу!
– дождались. Так интересно, что там - в дневниках Мура! Сколько мы узнаем нового? Прольется ли свет на страшную гибель Марины?! Уже бы могли цветаеведы московские в архиве побывать и нам сообщить в ЛГ, мол, так и так - то и то новое, ребята! Но никто ничего не сообщает нам".

И тут Лина, мой муж и Света (еще одна моя подруга) стали надо мной смеяться: куда спешить, чего ты хочешь, пройдут годы, пока люди осмыслят...

– Какие годы!
– спорила я.
– Неизвестно, сколько протянут старики - из тех, кто сейчас занимается, интересуется судьбой Цветаевой... Надо спешить! Но нет, никто не спешит нам сообщить что-либо...

– Брось, Горланя, куда спешить! Все всё узнают в свое время...

И вот вчера звонит мне Лина: умерла Софья Николаевна Клепинина! А она так ждала: после операции пойдет в архив, прочтет дневник Мура... Они вместе жили в Болшево на той даче, с которой увели и Алю, и Сережу. Софья Николаевна говорила, что Мур был такой хороший, задавленный деспотичной матерью - они вместе с ним плакали под мостом, считали, что не нужны своим родителям, те такие строгие...

– Лина, я вам говорила, что надо спешить! Мы так устали от версий, нам так нужна истина! Если в самом деле НКВД вербовало Марину в стукачи, то мне как христианке легче принять самоубийство ее... А вы: куда спешить! Это с колбасой можно не спешить, а с истиной лучше поспешить к людям.

– Ниночка, ты тут оказалась права. Да. Признаю (плачет - Лина очень любила Софью Николаевну, они вместе делали книгу).

Московские цветаеведы! Поспешите - напишите нам, что там - в дневнике Мура?

Пермь