Метатрон
Шрифт:
Напавшие на нас бормалеи тихо переговаривались и обустраивались. В пещеру они зашли, но не найдя ничего интересного или полезного – быстро вышли. Собрали верблюжьи лепешки, сухие колючки и кое-как развели костер. Плюхнули прямо в него котелок с водой, поставили часового – нас охранять и разбрелись по спальным местам, пристроившись тут же на земле.
Всю ночь часовые менялись, явно по заранее установленному режиму, и никто не пытался с нами заговорить или что-то объяснить. Зато, чуть солнце позолотило верхушки останцев за мной пришли. Молчаливый приближенный
Тот похоже спал в пещере, демонстрируя свое положение, но уже выполз на свет и грелся у отдельного костра. И ночь, и утро тут были прохладными, особенно по сравнению с дневной жарой.
– Садись, – Рыжебородый обратился ко мне по-русски и милостиво указал на место напротив себя. Я устроился, как мог со связанными руками. – Будешь? – он протянул мне открытую банку тушенки с воткнутой в мясо алюминиевой ложкой. – Слава Аллаху, говядина. Но ты ведь, наверное, и свининой теперь не брезгуешь?
Тушенка выглядела ужасно привлекательно, я только сейчас понял, как проголодался, и невольно облизнулся.
– Дени, развяжи ему руки, – Рыжебородый улыбался, но глаза его оставались пустыми и холодными. Я почувствовал, как моей ладони коснулась холодная сталь ножа Дени, и пластиковая лента наручников, натянувшись, лопнула.
Тушенку Рыжебородый тут же поставил в мою раскрытую горсть. Банка была зеленая с желтоватой звездой и гордой надписью «Армия России»:
– Гуманитарка? – хмыкнул я.
– Понятия не имею, на входе сюда нашли багги, а там пару коробок с этим добром. Большое подспорье, а то мы неделю по пустыне бродим, питаемся только медом и акридами, будто пророк Яхья, мир ему. – Рыжебородый говорил по-русски хорошо, почти правильно, но с характерным гортанным, булькающим акцентом. – Неужели ты меня не помнишь? – он сощурился, будто проверяя свои предположения.
Я в ответ только помотал головой – тушенку нужно было сожрать быстро и до донышка, ну и что, что холодная.
– Как знаешь. Я на тебя не в обиде. Ты правильно сделал, что сбежал. Наше время прошло. Я тоже думал сдаться, но, сам знаешь, у меня руки по локоть в крови, если не по плечи. Таким, как я амнистия не положена. А смысл всю жизнь в тюрьме просидеть? Нет, я еще побарахтаюсь. Как тебя сюда-то занесло? Я думал, ты обратно к своим вернулся, слил информацию, получил прощение…
– Прости, но не понимаю, про что ты. У меня тут мозги чуть не сварились, две недели в бреду провалялся, еле выжил. Маму родную не помню.
– Я видел ее фото. Красивая женщина, но глаза грустные. Знаешь, что с ней? Похоронила тебя небось. Ты говорил, что она профессор, детей музыке учит. Помнишь, как на дом заброшенный наткнулись? А там пианино. Ты даже сыграл что-то, ребятам понравилось…
Я прикусил губу и поставил пустую банку в песок:
– Прости, ничего не помню. Какой из меня пианист, – невольно мой взгляд упал на собственные руки – длинные тонкие пальцы, как у больного с синдромом Марфана. Я поспешил их спрятать в
– Как знаешь, как знаешь, – Рыжебородый покачал головой. – Я ряд тебя видеть. Как домом повеяло. Дорога туда мне заказана. Здесь закопают в ближайшем бархане. Чую, что отвоевался. Не выходит у нас праведное государство. Один сброд, – он зло сплюнул.
– А мы-то тебе на кой сдались? Две бабы и я, заморыш без памяти? Не роли же Адама, Евы и Лилит нового мира ты нам отвел?
– У нас их называют Хивва и Карина, и это ты забыл? Ах, да, мозги сварились, все забыл. Хотелось бы и мне так же. Ладно, хочешь к делу, давай к делу, – Рыжебородый набрал в грудь побольше воздуха и поправил давивший на живот ремень, – Мне нужна голова. И я знаю, что она здесь.
– Голова?
– Да, Яхьи. Пророка Яхьи
– Кто это?
– Ты не знаешь?
Я усиленно замотал головой, чтобы он мне поверил. Но по лукавому прищуру бородача было видно – каждое мое слово он считает враньем.
– Тогда спроси у своих баб. Ты видишь, мы с вами предельно вежливы. Даже рыжую мог не спасать, мы хотели только руку ей прострелить, чтобы твои мозги на месте оставить. Я много пролил крови, больше не хочу. Но ты знаешь, что, если будет нужно – пущу девок по кругу, а тебя выпотрошу, несмотря на нашу прежнюю дружбу. Мы очень устали, так что не рекомендую испытывать наше терпение. Отдайте нам голову и будете свободны, – Рыжебороды оттараторил это, как скороговорку, будто готовился и выучил свое послание наизусть, чтобы нигде не ошибиться. – Дени, свяжи его!
Похоже разговор был закончен, хотя понятнее от него не стало. Поел, и на том спасибо.
Я покорно заложил руки за спину, и Дени стянул на моих запястьях новые пластиковые наручники. Они их оптом что ли закупали?
***
Префект очень не любил передвигаться в носилках. Носилки – для весталок и матрон, а воину не пристало болтаться по ухабам в тряпичном шатре. Но, Антипа предупредил: в городе неспокойно, и так будет безопаснее.
Спокойствие в городе было нарушено самим тетрархом. Этот тупица и бездельник умудрился заточить в темницу местного авгура, что и переполошило ос в гнезде. И ладно бы, поймал в своей Перее и там бы и оставил, нет! Перевез его в Ершалаим, не спросив разрешения! И это накануне Песаха, когда город наводнен всяким сбродом и едва управляем. Вот, зелоты и выползли из всех щелей, да и простые иудеи стали зло коситься на римлян из-под сросшихся на переносице бровей.
Пилат плохо разбирался в здешних верованиях. Он все еще мечтал, что однажды его отправят в более дружелюбную и тихую провинцию, а потому не интересовался иудейскими сказками. Но он прекрасно понимал, что нельзя трогать веру и верующих, ни своим, ни чужим. В противном случае – быстро людей не угомонить. Они будут шататься и шептаться по углам до тех пор, пока не найдут выход своему недовольству. Толпа, наверняка, потребует крови, чтобы отомстить и успокоиться. Люди всегда так делают, когда не знают, как поступить.