Метель
Шрифт:
– Друг?
– Друг. С которым ты пировал прошедшей доброй ночью. Про которого пел добрые песни. Я слышал. Не ушами, душой…
– Ты говоришь про подполковника Давыдова?
– Про него. Про Дениса Васильевича…. А ты, Странник, ничего, часом, не забыл? Может, что-то важное – из услышанного утром – случайно пропустил мимо ушей? Такое частенько случается…. Люди, они ужасно безалаберные и невнимательные создания. Подумай хорошенько, подумай…
Пётр нахмурился, понимая – на уровне подсознания – что Вьюга прав, и было нечто, на что он легкомысленно не обратил внимания.
«Чёрт меня побери! Ведь в багажнике джипа
– Спасибо тебе, дедушка Вьюга, за всё! – Петька отвесил необычному старцу низкий и почтительный поклон. – Спешу! Дела навалились – важные, неотложные, заковыристые. Ты, случаем, не подскажешь, где сейчас можно найти станционного смотрителя? Ивана Павловича?
«О, и в Жабино имеют место быть странные и фатальные совпадения!», – вновь оживился внутренний голос. – «Здешнего станционного смотрителя кличут Иваном Павловичем. Профессора-уфолога Гафта звали (зовут?) так же…. Кстати, если хорошенько вдуматься, да ещё и подойти к данной ситуации с философской точки зрения, то Иван Павлович – из далёкого двадцать первого века – тоже является «станционным смотрителем». В глобальном понимании этого термина, естественно…».
Юродивый уверенно, без суеты, вытащил из пруда очередного упитанного золотистого карасика, небрежно стряхнул его – с волчьего облезлого хвоста – в берестяной туесок. Прищурившись, зачем-то посмотрел на солнце и – без тени сомнения – оповестил:
– Смотрителя сейчас ищи возле старого курятника. Это сразу за большим складом, где хранится ямщицкий скарб и запасы овса. Всё, Странник, иди! Плохо, когда прощание затягивается…. Да не забудет тебе Бог всемогущий! Пусть поможет найти верный жизненный Путь…
– Мяу! – важно подтвердил чёрно-белый кот Аркадий.
Станционный смотритель стоял – спиной к Петру – возле распахнутой двери, ведущей в курятник, и, держась рукой за плетёную изгородь, читал строгую нотацию кому-то невидимому:
– Что же это такое, а? Мать твою нечистую…. На два яйца меньше, чем было вчера! Воруешь, стерва толстомясая? Гнида грудастая…. Яйца выпиваешь прямо на месте, а скорлупу прячешь в лохмотьях? Ну-ка, выверни все карманы! Быстро у меня! Так тебя, шалаву прожорливую, растак!
– Не гневись, барин! – жалостливо убеждал тоненький женский
– А почему яиц на два меньше?
– Кто же этих несушек знает? Может, петух-гад ленится…
– Смотри у меня, Матрёна! Засеку до смерти, если завтра история с яйцами повторится. Засеку, жалости не ведая!
Петька, громко кашлянув пару раз, хмуро сообщил обернувшемуся смотрителю:
– Мне, Иван Павлович, конь нужен. Дельный и, естественно, под седлом. Причём, прямо сейчас. То бишь, немедленно.
«Вылитый профессор Гафт, любитель деревенского самогона!», – умилился внутренний голос. – «Та же козлиная бородка клинышком, донельзя наивные глаза, но с характерной ленинской хитринкой, длинный нос с покрасневшим кончиком…. Очки, правда, отсутствуют. А так, одно и то же лицо. Прямо-таки, брат-близнец…. Гадом буду!».
Станционный смотритель внимательно и оценивающе посмотрел на Петра, громко сглотнул слюну, смешно дёрнув кадыком, и жалобным голосом заныл-заблажил:
– Господин подполковник, смилуйтесь! Нет у меня сейчас под рукой дельного коня. Честью клянусь! Одни – в ямщицком разгоне, других пришлось поставить – по строгому приказу Дениса Васильевича – в телеги…. Не обессудьте, но ничем помочь не могу. Ни чем! Может, подождёте до обеда? Вдруг, что и отыщется…. Вы, кстати, уже позавтракали? Если нет, то сердечно приглашаю составить мне компанию! Попотчую мясными щами, биточками из куропатки и пирогами с рыбной начинкой. Мои мужики ночью налима знатно взяли, пуда два с половиной…. Могу предложить отменную рябиновую настойку. Слеза натуральная, чистейшая!
Петька со слезливым смотрителем спорить не стал. Только, печально вздохнув, меланхолично расстегнул тулупчик и расстроено сплюнул в сторону. После чего ловко вытащил – одним коротким движением – саблю из ножен (дома долго тренировался перед зеркалом!), и, резко крутанув кистью руки, взмахнул наискось…
Клинок, пройдя в непосредственной близости от головы смотрителя, уверенно перерубил тонкий сухой дрын (торчащий из плетёного забора), на который был надет старый глиняный горшок. Горшок, отлетев далеко в сторону и ударившись о дверной косяк курятника, звонко разлетелся на мелкие куски и кусочки.
– Зарублю на фиг! – очень достоверно пообещал Пётр, в глубине души удивляясь сам на себя. – Говоришь, что в лукошке не хватает двух яиц? Ну-ну…. Хочешь, я прямо сейчас отыщу пропавшую парочку, отсеку и сложу в корзинку? Хочешь, гнида скользкая?
Тутошний Иван Павлович, громко и неприлично испортив воздух, присел на корточки, и, испуганно прикрыв лицо ладонями, захныкал, всхлипывая через каждую вторую фразу:
– Нет, не хочу! Не хочу, честное благородное слово…. Нет! Не надо…. Не губите! Ради Господа нашего…. У меня двое детишек маленьких! Не надо…. Всё исполню, что скажете! Всё….
– Молчать! – жёстко прикрикнул Петька и добавил – уже гораздо более мягким тоном: – Пятнадцать минут у тебя на всё про всё, Палыч. Жду у крыльца светёлки. Время пошло…
Проходя мимо конюшни, он услышал, как за досчатой стенкой один ямщик тихонько говорит другому:
– Вот оно как, Проша. Денис-то Васильевич, он ещё ангел небесный во плоти, только рукам волю даёт. А этот-то, который Бурмин…. Ну, чисто волк лесной, оголодавший. Зарубит насмерть и не поморщится. Сторонкой его, упыря, надо обходить, сторонкой…