Метелица
Шрифт:
<…> нас без Владимира профессора Сергеенко <…> — не удержался сообщить Зайцев. — И самое <…>, что бедный старик вынужден был взять <…>, что он чуть ли не шпион.
<…> знаете, Леонид Петрович, — поджав губы и <…> преданностью к власти, проговорила Елена <…> — Не может быть, чтобы он был вполне <…> я не допускаю. Слишком серьезно обвинение, чтобы могла быть допущена судебная ошибка!
<…>, да конечно, — согласился профессор. — Судебной ошибки нет, посколько нет и суда.
Разговор
<…> вам почтение с кисточкой! — усмехаясь Жора. — Как приятно пить чай на свежей <…>.
<…> покрепче или послабей? — поддержал Федя <…> разговор.
— Налейте стаканчик покрепче, а то меня и так давно слабит.
— Ну, не дьяволята ли? — вполголоса сказал профессор. — Что с ними делать?!
— Лучше всего не обращайте на них внимания, тогда они сами уйдут, — посоветовала Елена Леонидовна. — Что можно от них требовать? Прошлое переулка, вы сами знаете, ужасно. Благодарите царскую власть!
— С того времени прошло четверть века!
— У партии были более важные задания. Собственно говоря, это дело здешнего комсомола. Что то зеваете! — с вызовом посмотрела Елена Леонидовна на сестру.
— Наш комсомол один из передовых в стране, — выпалила Зоя. — Дегенераты же и обезьяны в ведении здравотделов!
— Причем здесь дегенераты? — пожала, с видом превосходства, плечами Елена Леонидовна. — Просто уличные шалуны!
Шалуны на дереве тем временем стали бросать на веранду разную дрянь. Елена Леонидовна встала и, величественно колыхаясь, подошла к перилам.
— Дети, я вам запрещаю бросаться! Немедленно уходите оттуда! — возможно строже проговорила она.
— Тю!! Слыхал?! — удивился Федя. Жора же изменив голос, объявил:
— Алло, алло! Говорит Москва! Станция имени Коминтерна. Начинаем детскую передачу. Молочная, внимание! Пускаем на вас теплый, детский воздух!
Елена Леонидовна с покрасневшим лицом отошла вглубь веранды.
— Хулиганы! — с возмущением произнесла она. — Хуже даже — социально опасный элемент!
Профессор Зайцев направился в дворецкую.
— Голубчик, — обратился он к возлежащему в сапогах на кровати Якову. — Пойди, пожалуйста, на улицу и прогони там хлопцев. Только сделай одолжение не бей их!
— Не беспокойтесь, Леонид Петрович. Знаю. Бить запрещено, — отвечал Яков. — Я их пугану простым разговором. Только пусть уйдут куда-нибудь женщины.
Профессор вернулся на веранду предупредить дам, что на улице предстоит разговор, и разговор будет серьезный.
Елена Леонидовна, затаив обиду на родственников, уехала раньше, чем предполагала, и жизнь у Зайцевых вошла в обычную колею. Нападки термидорианцев не прекращались, напротив
— Леонид Петрович, скажите пожалуйста, который час?
Приятно удивленный необычной вежливостью Феди, Зайцев с готовностью вытянул из кармана свои часы.
— Сейчас без пяти минут пять.
— Точно?
— Ну, точнее будет без шести минут. Ты уезжать собрался, что ли?
— Не…е, — протянул Федя. — Я хотел, Леонид Петрович, попросить вас, чтобы ровно в пять вы…
Далее следовало такое, что, наверно, не решился бы произнести без крайней нужды и вполне развитый разбойник. При всей своей выдержке, Леонид Петрович инстинктивно бросился с палкой за обидчиком. Молодежь веером рассыпалась перед ним.
— Не спешите так, Леонид Петрович! — корчась от смеха, кричали мальчики вокруг. — Осталось, Леонид Петрович, еще шесть минут!
— Они нас доедут, — дома сказал профессор дочери. — Кажется, придется нам капитулировать и бежать отсюда, куда глаза глядят!
Чувствовалось, что назрел кризис. И вот однажды…
Выбрыкивая обеими задними и корча уморительные рожи недавно взошедшей луне, на бульвар Герцена выбежали Федя и Коля. На бульваре по вечерам с регулярной точностью имели обыкновение собираться термидорианцы. Здесь на собраниях подводились итоги дня, решались всякие детские и не детские дела, производилась меновая торговля. Сегодня почему то еще никого из своих не было. Чтобы не терять времени по- пустому, молодые люди спрятались в кустах и стали стрелять в редких прохожих жеванной бумагой. При одном особенно удачном выстреле (прямо в центр чьей-то нахальной лысины!), юноши повалились в полном восторге на ближайшую скамью.
— Глянь!! — произнес вдруг Федя, мгновенно убирая улыбку. Коля тоже уже заметил и стремительно выкинул вперед руку. На краю скамьи лежала книга, заложенная цветком, и стояла белая, нарядная коробка.
— Вместе нашли! — предваряя неминуемую драку, поспешил оформить создавшееся положение Федя.
Сорвать ленточку и оберточную бумагу было дело одной минуты. В коробке оказались конфеты. Крупные, каждая, словно в юбочке, в своем бумажном гнезде. Только совершенно сдуревший человек мог забыть такое богатство!
— Шоколад! — смотря широко открытыми глазами на находку, прошептал Федя. — Колька, скорей подрываем!
Схватив покрепче коробку (и бросив книгу на произвол судьбы!), приятели бегом пересекли освещенный бульвар и вскоре пали, словно провалились, в канаву. Только здесь в темноте, слившись совершенно с обстановкой, они решились начать невиданное пиршество.
— Таких в продаже не бывает, — с неизъяснимым наслаждением чавкая, говорил Федя. — Они наверно, из закрытого обкомовского распре да. Я у Цокотовской Кирки недавно такие видел.