Метка Жнеца
Шрифт:
И Камуро следовал всем инструкциям отца. Ему было страшно, но в то же время, он ощущал. Ощущал как в груди разливалось странное чувство. Чувство страха, с каким-то особенным привкусом. Сладко-горьким привкусом. Он знал. Знал, что когда спустит курок, назад дороги уже не будет. И от этого знания, все чувства обострялись, а губы молодого пацана расползались в улыбке хищника, настигшего свою жертву. Это был экзамен. Экзамен на зрелость и верность семейным традициям.
Выстрел! Выстрел разорвал тишину. Сорок четвретый калибр, пыхнул пламенем сгорающего пороха. В голове предателя, образовалась каша из крови, осколков черепа и мозгов. Пуля прошла
— Молодец сын. Молодец. — Довольно проговорил Иссаки, с гордостью смотря на своего ребенка. — Теперь ты стал взрослым. Но это лишь первая ступень твоего взросления.
А Камуро дрожал. Но сам не понимал из-за чего. Ему было и тошно и волнительно. Кто-то другой уже бы вырвал на его месте, но не он. Он наоборот смотрел на мертвое тело и чувствовал странное, извращенное удовлетворение.
А позже были другие смерти. Много смертей. Мажор сам вызывался делать грязную работу. Она ему нравилась. Ему нравилось смотреть как приговоренные обделываются от страха. Как они ссут в свои штаны. Как лебезят, унижаются. Как целуют его ботинки. Запах порохоа. О! Этот сладкий запах. А потом вонь. Вонь нечистот и привкус метала на губах, от попавшей на лицо крови. Это было восхительно.
Но однажды в порыве страсти, трахая очередную соску, которая «только для регулярных встреч с финансовой поддержкой», он не выдержал. Он достал ствол и приставив его к ее голове продолжил половой акт. Он видел страх. Натуральный страх в ее глазах. И черт возьми! Этот страх его заводил, как ничто другое. Это было круче всего, что только может быть. Камуро тогда кончил. Прямо в шлюху, не доставая члена из нее. И во время оргазма, рука парня дрогнула. Пистолет плюнул свинцом, вынося дуре мозги.
Случайность. Первая случайность, которая так возбудила парня, что он еще долго вспоминал этот раз. А потом… Потом он просто приезжал на окраины Промышленного района и стрелял. Стрелял по наркетам, которые там любили тусить. Он не стремился их убить. Он их пугал. Те, как тараканы при включении света, разбегались, спасаясь от смерти, что летела за ними на кончиках свинца.
Кто-то падал замертво, кому-то удавалось унести ноги. Нагивара-младшему на это было плевать. Он упивался. Властью. Но больше всего все же страхом. Он как вампир, или демон впитывал его. Вдыхал вместе вонючим воздухом нижнего города.
Были и другие случаи. Случайности. Например, когда пьяный мажор останавливался, пострелять. Ему хотелось услышать знакомый, такой любимый, запах пороха. И он стрелял по стенам, окнам. Проезжающим мимо ржавым колымагам. Были трупы. После каждой такой его выходки были трупы.
И в похожей ситуации, когда он кого-то сбил, Камуро тоже не первый раз. Вот только, до этого это были нарики и бомжи. Мажор не был тупым. Он был просто… так воспитан? Возможно. Но больше в этом было его личного. Ему нравилась тьма. Тьма, которая пустила свои корни в его душе. Он наслаждался ею, а отец. Отец гордился своим сыном. Но еще больше тем, что Нагивара-младший, в отличие от многих своих сверстников в кругах золотой молодежи, презирал наркотики. А ему они были не нужны. Их ему заменяли ствол. Запах пороха. Вкус крови на губах и труп у его ног, что еще мгновение назад молил сопляка о пощаде.
— Да, сын. — Услышал мажор голос своего папашки. Холодный, и как всегда отстраненный.
«Мужчина не должен показывать эмоций. Это
— Отец. Я сбил человека. — Сообщил Камуро Нагивара-старшему. — Кто-то важный. Он выскочил на дорогу и я просто не успел затормозить.
— Кто? — Был лишь кротокий вопрос в ответ.
— Не знаю. Но тачка крутая. Премиальная. Может кто-то из мэрии, или корпораций. — Продолжал делать доклад Камуро, внутренне содрогаясь от того, что его ждет дома.
Поступок, который грозит благосостоянию и безопасности семьи. Это тяжкий грех, который требует наказания. И наказание обязательно последует.
— Бей своих и чужие будут в ужасе. — Так говорил отец избалованному мажору. Так он и поступал всегда. За проступком всегда идет кара. Всегда.
Голограмма Иссаки молчала. Молчал и мажор в ожидании вердикта родителя. Нет, конечно и сам Камуро мог позвонить в службу безопасности и там решили бы вопрос, как по щелчку, но… Это противоречило кодексу семьи. Нужно уметь решать проблемы не за счет кого-то, а с оглядкой на интересы семьи. Потому и первый звонок был адресован Нагивара-старшему.
— Машина в пути. Она заберет тебя. Если есть свидетели… ты знаешь, что делать. — Вынес вердикт отец и связь оборвалась.
Мажор с сожалением обернулся к двум элитным шлюшкам, что даже не представляли, какая им уже уготована участь. Но убивать их просто так было жалко. Слишком уж классными были у них сиськи, а алкоголь еще не выветрился из молодого сознания золотого мальчика. Да и мысль, что он будет их убивать во время траха — приятно грела душу молодого Нагивара. Вот только… Времени на эти развлечения не было. Приказ отца был краток и как всегда лаконичен.
Золотой пистолет привычно лег в руку. Тьму разорвала два всполоха и два громовых раската выстрела. По холодному асфальту растекались две кровавые лужи крови, вытекающие из распростершихся на дороге полуобнаженных тел. Камуро смотрел на оголенные груди и любовался. Любовался видом, наслаждаясь им. Кровь. Сиськи и смерть. Это было красиво. Очень красиво. Видь это еще умирающий в тот момент Шале, он по достоинству оценил бы этот урбанизм, хотя и предпочитал более кровавое искусство.
Нагивара-младший задрал голову к химическим облакам и с удивлением наблюдал за тем, как рекламные дроны собирались в какой-то символ, что отдаленно напоминал ему череп. Череп, смотрящий химической тьмой на грешную землю. Эти же дроны, Жан Клод воспринял как звезды, прежде чем сделать свой последний, хриплый выдох.
Мажор сунул левую руку в карман и нащупал там какой-то кругляшек. Достав его, он посмотрел на предмет, отбрасывающий золотые отблески в неровном свете фар искореженной аварией тачки. Череп пустыми глазницами смотрел на Камуро. Перевренув монету парен увидел римскую цифру XI. Он знал значение этого. Вот только он не знал, как эта монета оказалась у него в кармане, и что вообще означает. Да ему и было плевать на это. Страх? О! Нагивара-младший очень давно его не испытывал. Разве что к своему отцу. Отцу, который однажды на глазах сына, хладнокровно перерезал глотку его матери, когда поймал ту на измене. И Камуро не винил в этом родителя. Он понимал. Предатели не должны жить. Они должны умирать. Умирать в ужасе от неизбежности своей кончины. Он понимал и принимал философию своего родителя.