Метод Зверевой: Растить себя, растить других. Книга наставника
Шрифт:
Но я не могу уложить в голове, как это возможно.
Уговариваю себя: жизнь разная, случается и такое – но не вижу для себя разумного объяснения.
Да, любить людей – это мой главный, самый важный принцип в работе. Иногда говорят: «Нина Витальевна, вам легко любить людей, вы – экстраверт. А интроверту каково? Получается, интроверты не могут быть хорошими тренерами?»
Могут.
Экстраверт заряжается эмоциями от людей. Они для него как внешний источник питания.
Интроверт эмоции на людей расходует. Вряд ли интроверт сможет вести тренинги каждый день с
Точно так же, как и экстраверту, время от времени все-таки нужно одиночество. Как минимум, чтобы переварить тот клубок эмоций, что он получил от людей.
Может ли быть успешным тренер, для которого крайне важно то, как люди его оценивают? Может. Конечно, он выложится полностью при подготовке, чтобы плохих оценок не было, и будет сильно переживать, если кому-то из участников не понравится его тренинг.
Может ли быть успешным тренером человек, который «все про себя знает» и не слишком реагирует на оценки со стороны? Тоже может. Какие бы форс-мажоры ни случились на тренинге, он будет чувствовать себя устойчиво: его «внутренняя опора» всегда при нем.
Но, повторюсь, с моей точки зрения, не может быть успешным тренер, который не любит людей.
Для меня высшее счастье, когда ученик говорит:
– Нина Витальевна, спасибо! Благодаря вам я смог получить работу мечты!
– Нина Витальевна, я так счастлив! Вы смогли вернуть мне веру в себя!
– Нина Витальевна, как же хорошо, что я вас встретила! Я выступила на совещании, и у меня не дрожал голос. Это победа!
Ощущаю вспышку восторга. И готова в этот момент обнять ученика, даже если я сейчас в Москве, а он – на Сахалине.
Желание помочь живет во мне с детства. Бедные родители, сколько раз они наблюдали картину: я возвращаюсь домой из школы без новой кофты или куртки.
– Нина, а где кофточка? – спрашивала мама.
– Я познакомилась с девочкой, у нее была такая старая кофточка, она ей мала. Я подарила девочке свою. Можно?
Уже отвечая, я понимала, что сначала должна была спросить маминого разрешения, но тогда, в тот момент, потребность помочь девочке светила во мне настолько сильно, что я ничего не могла с собой поделать.
Потом я стала тележурналистом, но ощущение, что я стою перед камерой в первую очередь, чтобы помогать людям, не проходило. Я подбирала максимально простые слова – чтобы моим зрителям было проще понять, что происходит. Я задавала чиновникам вопросы – не те, что они хотели от меня услышать, но те, которые были важны для зрителей.
Я была абсолютно счастлива в своей профессии в сложные 1990-е годы, потому что знала, сколько людей приникают к телеэкранам.
…В сентябре 2024 года я встречалась с читателями в одном из питерских книжных магазинов. Темой нашей встречи были отношения взрослых детей и их пожилых родителей. Вышла на сцену – и у меня защемило сердце. Зал был полон. Настолько полон, что многие участники стояли: им просто не хватило мест.
И многие из них – пожилые люди. Женщина прислонилась
Я забыла все, о чем хотела сказать. Точнее, я понимала, что не могу начать встречу. Физически – не могу. Пока буду видеть, что пожилые люди стоят, я не смогу ни о чем другом говорить.
– Пожалуйста, подойдите сюда, – попросила зрителей. – Сядьте хотя бы на краешек сцены, это все равно лучше, чем стоять.
Сотрудники магазина стали носить дополнительные стулья – видимо, добывали из кабинетов все, что можно. А молодые участники встречи начали вставать и уступать места пожилым. То, что стоят молодые, – это я могла пережить, молодым постоять полтора часа нетрудно. Но встречу я начала только после того, как расселись все пожилые.
Это ведь тоже любовь к аудитории.
…Как правило, когда я начинаю говорить о любви к людям, непременно кто-то из молодых тренеров спрашивает:
– Так что, надо любить всех? А если человек глуп как пробка? Если он слишком навязчивый? Если от него, извините, неприятно пахнет?
Да, любить надо всех. Пришел на тренинг человек – и его «много», он отталкивает плечами других. И, что обидно, я чувствую: он пришел ко мне не для того, чтобы учиться, а чтобы поставить себе галочку: «Я учился у Зверевой».
Хочется вывести его за дверь, чтобы он не мешал – ни мне, ни остальным участникам.
Но я не выставляю его. В любви нет избирательности, поэтому люблю и его: такого шумного, активного, вскакивающего невпопад. И люблю остальных: усмиряю активность «слона в посудной лавке», выстраиваю диалог с каждым из участников.
Вовсе не значит, что вы должны со всеми дружить. Но тренинг – это территория безопасности для любого участника, даже для самого неудобного.
Я начала вести занятия как тренер для журналистов. Дело было в 1990-е годы, практически все частные школы тогда открывались в Москве. Мы же базировались в Нижнем Новгороде. И я быстро поняла, что мое региональное происхождение – это «зона безопасности» для учеников – провинциальных журналистов. В Москве они чувствовали себя слишком маленькими, слишком незначительными. В те годы разница в доходах между столицей и регионами была огромной.
В Нижнем же мы говорили с ними на одном языке. Мы снимали сюжеты на не самые дорогие и навороченные камеры (но у региональных журналистов были как раз такие!), мы работали по принципу «и швец, и жнец, и на дуде игрец» (но в их редакциях так и было: один и тот же человек мог снимать сюжеты, монтировать их и потом выдавать в эфир).
Я поняла, насколько это важно для учеников – чувствовать себя безопасно. Знания, которые вы даете на тренинге, должны быть новыми, но такими, до каких ученики могут дотянуться и какие могут использовать в их собственной жизни.