Методотдел

Хилимов Юрий Викторович

— Добрый день, Егор Степанович! Вас ждет Илья Борисович. Зайдите сейчас к нему.

Директор и Ванда пили кофе.

— А вот и наш триумфатор, — приветствовал меня Горовиц, как только увидел меня в дверях. — Проходи. Будешь кофе?

Инга принесла мне чашку эспрессо.

Вроде бы все было хорошо, однако в кабинете едва улавливалось некоторое напряжение. Я это понял по лицам моих начальников. В них читалась какая-то еле заметная озабоченность, как будто бы что-то случилось, и они знали то, о чем мне еще не было известно.

— Слушай, старина, я тебе уже говорил, но скажу еще раз, спектакль

в пятницу был классным! Вы — молодцы! — хвалил Горовиц. — Я, признаться, не верил, что у тебя получится. Просто браво!

— И мне тоже очень понравилось, Егор Степанович, — затараторила Ванда. — Чудесно. Никогда бы не подумала, что эти люди, кроме вас, разумеется, могут оказаться способными на такое. Какая очаровательная история получилась! Прелесть какая!

— Твои методисты тебя не подвели. Это действительно так, — подтвердил директор.

— Ой, я смеялась до слез, когда карлица признавалась в любви… Сколько страсти… И совсем все не по-детски.

— А мне кажется, это было ничуть не смешно, но напротив, невероятно трогательно, — возразил Илья Борисович.

— Спасибо, спасибо, коллеги, — благодарил я. — Я очень рад, что вам понравилось. Поверьте, мы очень-очень старались, но ведь что-то не так, да?

Улыбки медленно сползли с лиц моих собеседников.

Горовиц поправил очки и откашлялся в кулак.

— В общем, несмотря на то что все прошло отлично, к сожалению, мы не сможем принять твою концепцию.

В моих глазах застыл вопрос. Я ощутил себя просто-таки гигантским вопросительным знаком.

— Да, да, не можем, извини, — раздраженно отрезал директор.

Разговор стал бессмысленен. Такая категоричность оскорбляла меня, и я решил, что ни за что не стану ничего выклянчивать. Я пожал плечами и встал, чтобы уйти.

— Постой, — остановил меня директор. — Скорее всего, Поликарпов задействовал свои старые связи. Вот, взгляни.

Он протянул мне бумагу. Это было министерское предписание, касающееся концепции развития Дворца. В нем говорилось, что во Дворце должны быть возрождены классические методы работы и кружки из его легендарного прошлого.

— Выходит, что все равно версия методотдела принята, — пытался шутить я. — Ведь в первом варианте наших предложений были изложены мысли Агарева, а это один в один совпадает с тем, что написано.

Стоя уже в дверях, я обернулся.

— Постойте, а когда пришла эта бумага? — спросил я. — Ведь не сегодня же и не вчера?

Горовиц и Капралова молчали.

Я понял, что предписание пришло давно, а значит, им все было известно заранее.

— Спасибо, что не остановили нас, — поблагодарил я и вышел.

Глава XXIX, повествующая об одной долгожданной находке

Свое решение об уходе я объявил в самом конце рабочего дня — все никак не выпадал подходящий момент. Мне было грустно, но не жаль. Грустно — потому что, когда покидаешь место, где ты мечтал и несмотря ни на что воплотил свою мечту в жизнь, всегда скребут кошки на душе, а не жаль — так как я слишком хорошо понимал, что мне здесь больше нечего было делать.

Как отреагировали мои коллеги? Пожалуй, как и предполагалось, без особой драмы. Нет, разумеется, все они были шокированы. Я никогда не скрывал, что мое присутствие тут временно, но никто не ожидал, что это время уже истекло, тем более сразу после нашего триумфа. Приятно, что в чьих-то глазах я увидел искреннее сожаление, но после директорского вердикта

никто и не пытался меня отговаривать. Я не люблю всякого рода затянутые прощания, так называемые проставления и прочее. Этого ничего не нужно, поскольку, если ты был с кем-то дружен во время работы, достаточно крепких объятий на дорожку, а с кем был врозь — то застолье уже не сблизит, а лишь отравит речи лживым елеем напутственных пожеланий.

Сразу после обеда к нам в отдел заглянула еще ничего не знающая о моем решении Тамара.

— Коллеги, не забудьте к нам прийти на конкурс. У нас сегодня вечером «Родари фест».

Методисты вяло отреагировали.

— Егор, ты не забыл, что ты в жюри? — обратилась Тамара теперь уже ко мне.

— Ну, как можно забыть, — шутил я.

— Дай еще кого-нибудь из методистов. Директор не сможет, Агнесса приболела, Завадский — сам знаешь, какой сложный. Будут Ванда, Эльвира, Виталий Семенович, ты, и еще нужен пятый.

Присутствующие вжались в плечи.

— Петя, пойдешь? — спросил я у Порослева.

Тот охотно кивнул.

— Ну, вот и славно, мальчики, — сказала довольная Тамара и, положив программку на мой стол, побежала дальше по своим делам.

Праздник был приурочен к 100-летию со дня рождения писателя. На суд жюри было предложено семь десятиминутных спектаклей: «Джельсомино в Стране лжецов», «Путешествие Голубой стрелы», две версии «Чиполлино» и три спектакля по мотивам сборника «Сказки по телефону».

Идея провести «Родари фест» принадлежала методотделу. В конце года мы всегда составляли проект предложений ключевых мероприятий — то есть, простите, дел — на будущий год для театралов, музейщиков, библиотекарей и студий, затем все это обсуждалось и утверждалось лично Горовицем. Обсуждения эти всегда проходили очень жарко. Казалось бы, всего лишь Дворец детского творчества, но какие нешуточные страсти кипели в его чреве. Как правило, методотдел обвиняли, что он навязывает свою волю, мы же указывали на отсутствие встречных интересных предложений, и ни одна сторона не хотела изменить своего мнения. Это были самые настоящие бои. По одну линию фронта всегда вместе находились Ванда, Эльвира, Тамара и Фируза, иногда к ним примыкали Агнесса Карловна и Завадский, а также мои изменники — Агарев и Дрозд, которые вполне ожидаемо сдавали свои позиции. По другую линию — вместе со мной были Петя, Таня, Рита, Витька и Виталий Семенович. Толик и Аннушка всегда держали нейтралитет, причем у последней он был явно вооруженным. Безусловно, силы были не равны. Ванда, Эльвира и Тамара своей бешеной энергетикой катком сметали все на своем пути. Ну что могли противопоставить этому тактичный Петя, тихоголосая Рита и всегда боящаяся кого-нибудь обидеть Таня?.. Витька же и Виталий Семенович не могли выражать свою позицию настолько свободно, так как находились в прямом подчинении у Тамары и Эльвиры. Таким образом, зачастую именно мне приходилось держать удар.

«Что ты такой агрессивный, братец?» — однажды спросил у меня Горовиц, когда я принялся его в чем-то убеждать. А как тут было не стать таким, когда тебя не дослушивают до конца, вечно перебивают, всячески пытаются заткнуть рот, называют интересные идеи бредом, а вместо этого пропихивают отлакированное вранье или откровенный нафталин. Подумать только, оказывается, между методистом и рыцарем много общего. Будучи начальником методотдела я стал настоящим воином. Методист — это, оказывается, путь воина! Вот оно как бывает…