Метро 2033: Холодное пламя жизни (сборник)
Шрифт:
– Чего тебе от меня надо? А?! – закричал Яр что есть мочи. Звук его голоса в нигде разнесся далеко-далеко, потом вернулся несколько раз, превратившись в многоуровневое эхо, словно тьма была замкнута на самой себе, как очень маленькое и тесное помещение. – Когда же ты от меня отстанешь?!
– Никогда, – и вновь его гаденький желчный смех. Настолько неприятный, что Ярослав поежился – по коже побежали мурашки.
– Но почему? Что я тебе сделал? За что?
– А ты еще не понял? – смех прекратился, и Митяй как-то очень уж зло заговорил, ускоряясь с каждым словом, словно спеша сказать все фразы на
– Нет! Никогда! – от слов, что гулким эхом разбегались в стороны, а потом возвращались обратно и обрушивались на Яра, усиленные многократно, становилось дурно. – Никогда, слышишь?!
– Ты уверен? – злорадно захохотал враг.
И Ярославу стало так тошно, что он тоже закричал. В том-то и дело, что ни в чем он не был уверен. Ни в том, что зверь внутри не выберется в любой момент наружу, ни в том, что однажды Яр из смиренного и спокойного мальчика не превратится в того, кого так сильно ненавидел, – Митяя. А его зловещий, пугающий и несносный характер, как искорка, зажженная ненавистью к нему же, не охватит исподволь душу Яра, извращая светлые чувства мальчика и подменяя на псевдо.
Ярослав кричал и кричал, и чувствовал, как рядом не только смеется Митяй, но некий внутренний зверь ворочается, обходит вокруг, ищет слабые, уязвимые места, старается найти лазейку, с помощью которой проникнет и завладеет душой Яроса. А как же не хотелось стать уродом на самом деле! Подумать только, мальчик всю жизнь доказывал, что он хороший, он не урод какой-то, он, несмотря на рога, не мутант, а обычный человек, и вот финал: не стоило и пытаться, зверь, оказывается, ежесекундно ждал своего часа вырваться, и только Яр дал слабину, тот с радостью устремился наружу…
– Нет! Нет! Нет! – что есть мочи заорал Ярослав, как никогда желая вернуться к отцу, в крепкие родные объятия. – Папа! Папа! Спаси меня! По-жа-а-лу-у-йста! Я никогда не убегу больше! Па-па!..
И тут, словно разверзлись небеса и невероятное нигде открылось, гигантский луч сверху прорезал непроницаемую тьму, огненным пучком освещая все вокруг Ярослава. И мальчик успел увидеть, как в темноте, спасаясь от света, дымясь и воспламеняясь, скрываются две фигуры: одна маленькая и худенькая, другая же огромная и сгорбленная, с двумя огромными и загнутыми к спине рогами. А сверху, будто в окно, смотрит лицо отца. Он протягивает мальчику руки, а Ярослав тянется маленькими ладошками вверх, к свету…
Сын метался во сне, видно, его мучил кошмар. Неудивительно после стольких унижений. Уставший Карпов снял бушлат, кинул его на тумбочку, оттуда, зашелестев, упал бумажный кораблик. Сергей поднял его и разобрал, открывшееся послание повергло его если не в шок, то в большое недоумение. Надо же, а мужчина и не
Карпов заглянул под кровать и со вздохом вытянул оттуда маленький рюкзачок, открыл и удивился: вот же мелкий постреленок! Уже и к походу успел приготовиться! Но только сбежать не успел, видимо, сына сморил сон. Только этого Сергею сейчас и не хватало…
В это время ребенок сильнее заметался на кровати, а на его лбу более явственно выступил пот. И Яр зашептал:
– Нет! Нет! Нет! Папа! Папа! Спаси меня!..
Сергей присел рядом и затряс мальчика, не желая, чтобы кошмар нанес травму ребенку. Яр проснулся, и хлопая сонными глазами, из которых текли слезы. Он крепко прижался к мужчине дрожащим телом и еле слышно прошептал:
– Я больше никогда не уйду! Никогда тебя не брошу! Па, ты все светлое, что у меня есть!
– И ты, – мужчина погладил сына по спине, – вместе с матерью, самые яркие лучики в моей жизни.
– Но ее больше нет.
– Нет, она есть. Вот здесь, – он показал на свою грудь, – у меня, и вот здесь, – Сергей приложил ладонь к груди мальчика, – у тебя! Она наш маячок, который никогда не угаснет. Тебе это понятно?
– Да, пап, и ты… Ты тоже!
Занавеска, разделявшая комнату на две, резко отъехала в сторону. В слабом свете лампы из-за тряпья высунулось заспанное и мятое лицо соседа – старичка Тимофея Ивановича. Он, сощурившись и протирая глаза, проговорил сонным голосом:
– Эка у вас тут идиллия семейная! А можно я это… К вам? Тоже обниматься хочу!
Отец с сыном рассмеялись и запустили в деда подушкой.
– Спи уж, дурачок старый!..
Константин Бенев
Эпилог
Темнота. Она такая густая, что не видно пальцев на вытянутой руке. И совсем не имеет значения, что глаза давно привыкли к мраку: для того чтобы видеть, нужно хоть чуть-чуть света, хоть крохотный лучик. А тут его нет.
Плюх! Это очередная капля оторвалась от потолка, разрезала черноту напополам и звучно хлопнулась в небольшую лужицу на полу. Вслед за этим послышался скрип, словно что-то сдвинулось с места, потом еще… и еще… И вот темнота расступилась…
Бетонные стены, повалившийся на бок шкаф, свисающие со стен лохмотья обоев, стол. За столом – человек, с остервенением вращающий ручку динамо. Лампа, наконец-то, ожила окончательно.
Мужчина откинулся, вздохнул с облегчением.
– Жив еще…
Да, жив. Пока жив. Из последних сил. Но жив!!
Вот уже несколько дней как не стало Горшнева. Вдвоем они еще как-то поддерживали друг друга, подбадривали: помощь придет, обязательно придет! Теперь все одному. И вода, и последний сухарь. И надежда. И страх. Липкий, мерзкий ужас. А вдруг нет?.. И сердце заходилось в бешеном ритме, а воздуха не хватало.
Потом приступ проходил, уступая место злости: не дождетесь, он еще поживет! Может, эта злость и заставляла его сопротивляться сумасшествию?
Вот и сейчас…
– Нет! Прочь! Убирайся!!!
Мужчина взмахнул свободной рукой, отгоняя невидимку…
– Здравствуй, Беркут! – начстанции Баженов вышел из-за стола, протянул руку для приветствия. – Очень кстати вы у нас появились, видать не зря вас ангелами кличут.
– Здравствуй, Семеныч, – Беркут пожал протянутую руку. – А кто же, если не мы? Докладывай, что тут у вас произошло. Серьезное что?