Метро 2033. Хозяин Яузы
Шрифт:
– Да знаю, – сказал Федор, – всех учат с детства, что на кремлевские звезды смотреть нельзя.
– Это одно, – согласился Леха, – но даже если ты на них не смотришь, все равно гулять в тех краях опасно.
– А в подвалах на Солянке? – вернулся Федор к интересующему его вопросу.
– Вот про них лучше Пестрый знает. Эй, Пестрый, – окликнул Леха рябоватого мужика, – ты в подвалах на Солянке давно был?
– Да чего там делать, – буркнул Пестрый. – Одно время наши сталкеры туда ходили с выродками меняться. Те ведь наверху по квартирам шарятся, кое-какие вещички оттуда приносят – места-то они лучше знают. И вот сталкеры с ними дела имели. Выродков, конечно, трудно
Федор разочарованно вздохнул.
– Ты лучше про свой поход расскажи, – подначивал его Леха. – Где были, чего интересного видели. Может, народу пригодится.
Федор подумал и сказал, что вряд ли.
– От Электрозаводской вниз по Яузе плыли. Сначала еще вроде дома высотные стояли, а когда проплыли дворец Лефорта, долго одни пустыри да развалюхи попадались. Нечем там поживиться.
Леха фыркнул:
– А, так я знаю этого фраера, который тебя вез. Погоняло его – Лодочник. Рисковый мужик. Напарники его часто меняются – пропадают куда-то. А ему хоть бы что – везучий, черт, как заговоренный. Ни пули его не берут, ни радиация. Дворец Лефорта! Ну, насмешил! Это ж надо так придумать – дворец! У этого бродяги!
– У Лефорта много домов, – встрял в разговор бритоголовый парень. – Было.
Федор переводил глаза с одного на другого. «Кто из нас сошел с ума, – подумал он, – я или все остальные». У него похолодела спина. Снова вспомнились глаза незнакомца во сне. Лефорт… неужели он и впрямь до сих пор бродит, не может успокоиться и после смерти.
– Это вы сейчас о ком? – осторожно спросил он.
– О Лефорте, вестимо, – хмыкнул Леха.
– Ты его знаешь?
– Кто ж его не знает. Да только говорить про него не любят. Но теперь-то все равно – слышал я, что Лефорта убили во время штурма Комсомольской-радиальной, – равнодушно сказал Леха.
Федор был в шоке. До него дошло, что речь идет вовсе не о призраке, а о человеке из плоти и крови. Так, значит, вовсе не духа бесплотного боялась Неля? Значит, не потусторонний, а вполне реальный кошмар сводил ее с ума, заставлял кричать от ужаса во сне?
– Да нет, он погиб в заварушке с фашистами, – гнул свое бритоголовый.
– Народ послушать – так его уже раз пять убили, а потом глядь – снова откуда-то вылезает, живой и здоровый, – буркнул Леха. – Не удивлюсь, если снова на днях объявится.
Федор переводил глаза с одного на другого.
– Кто объявится?
– Да Лефорт, кто ж еще? Меня однажды чуть за него не приняли, – и бритоголовый загоготал.
– А как он выглядит? – догадался спросить Федор.
– А тебе на что – встретиться хочешь с ним? – фыркнул Леха. – Сам не видел, но люди говорят – высокий, худой, чернявый. Немолодой уже мужик. Хотя ему и бабой переодеваться случалось для конспирации – говорят, однажды чуть не месяц на одной станции прожил под видом старухи, и никто не догадался.
– А кто он вообще –
– Он из идейных, это еще хуже, – сказал Леха. – А я в политику не лезу. Ты про бригаду Че Гевары слышал? Или про батьку Махно с Гуляй-Поля? Да слышал, конечно, ты ж вроде сам из тех краев. Ну, вот и Лефорт примерно такой же, только еще опаснее. Навроде атамана для всякого сброда. Разъезжает со своей шайкой по всему метро на дрезине с пулеметом, лапшу на уши простым людям вешает – мол, он – защитник угнетенных. А самому только бы погулять вволю, выпить да пограбить. И ведь охотились за ним сколько времени и красные, и фашисты, и сталкеры Ганзы – никак поймать не могли.
У него так дело поставлено – на каждой станции свои шпионы. Детей он приваживает – они к нему так и тянутся. А он специально выбирает бездомных, неприкаянных – у него глаз наметанный. И те для него на все готовы – будто он слово какое знает! И бабы от него без ума. Одно время с ним даже девчонка какая-то ездила. Говорят, красивая была девчонка и отчаянная. У нее еще татуировка была на плече в виде бабочки. Стреляла она метко, много у нее на совести покойников, по слухам. Многие дорого бы дали, чтоб ее поймать. Да только она уж с полгода как пропала куда-то. Как Лефорта убили, так и она исчезла. Или наоборот – как она исчезла, так его и убили. По-разному люди толкуют. Кто-то говорил даже, будто он ее сам утопил в Яузе – приревновал. Но если она жива, то, думаю, не скрыться ей – рано или поздно найдут. Как же ее звали-то? Кто-то мне говорил, но я забыл. Тоже с вывертом имечко, но попроще – Василиса, что ли? Нет, вроде не Василиса. Да ладно, не суть.
Что-то неприятно царапнуло Федора. Но что – он не мог понять.
– Леха, – осторожно спросил он, – а ты ничего не слышал про мутанта, который живет в Яузе?
– Меньше голову себе забивай всякой фигней, – буркнул Леха. – Тут и своих мутантов хватает, поближе.
Федор вышел из столовой. К Вере возвращаться не хотелось. Он бесцельно брел по станции и вдруг увидел старуху-знахарку, которая пыталась снять с него проклятие. Та, заметив его, шарахнулась было испуганно, тряся своими неопрятными косицами, но Федор, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку, поманил ее к себе.
– Не бойся, не трону. Только скажи мне кое-что.
Старуха настороженно подошла.
– Ты тут давно, с самого начала небось?
Та кивнула. «Не такая уж она и старая, – подумал Федор, – просто здешняя жизнь никого не красит».
– Знаешь, наверное, про ребенка, которого Верка родила?
Старуха упрямо поджала губы. Федор побренчал патронами в кармане. Старуха огляделась и подошла ближе.
– Что, правда, он весь больной был?
Старуха нагнулась к его уху и, озираясь, забормотала:
– Одно дело – что больной, а болтали еще, что с изьяном был ребеночек.
– С каким изъяном? – Федор сунул старухе несколько патронов. Та молчала, и он добавил еще.
– Шестипалой девчонка Веркина родилась, – неохотно сообщила старуха, пряча мзду. – На одной ручке, сказывают, шесть пальцев было.
– Ты сама видела?
– Нет, говорю же – от людей слыхала. Это теперь шестипалые не редкость, а тогда испугались все. Болтали, что охранник-то наш главный вынес тайно кулек со станции, а куда унес – про то не знает никто. Говорит, померла она вскоре. Схоронил где-то, наверное, душегубец. А мертвой или живой схоронил – про то мне неведомо.