Метро
Шрифт:
Решение пришло мгновенно.
– Уходим! – крикнул старший и побежал обратно, пересекая платформу наискосок.
Тоннель, по которому они пришли, был почти сухим, и в нем не плавали трупы.
Спасатели спрыгнули с платформы и со всех ног побежали прочь. Едва их дробные шаги затихли вдали, к платформе из параллельного тоннеля вышли люди.
Двое. Первый, бредя по пояс в воде, припадал на одну ногу, второй нес на руках девочку в пластиковом дождевике.
Одной рукой, заведенной
Мужчина, тяжело отдуваясь, шел впереди. Гарин слышал плеск воды, когда тот убирал преграды, постоянно возникавшие на их пути. И Гарин знал, что это за преграды.
На мгновение ему почудилось, что вдалеке он увидел отблеск света, озаривший потолок и стены. Но отблеск исчез, и Гарин решил, что ошибся.
Но по мере того как они продвигались вперед, в тоннеле и впрямь становилось светлее. Теперь Гарин четко видел контуры мужчины, идущего впереди.
Он был ему благодарен за то, что мужчина больше заботился о Ксюше, чем о себе. Но его сильно смущала неизвестная причина такой заботы.
Ведь, если бы Гарин был один, без дочери, этот мужчина вряд ли вызвался бы ему помогать. Значит, все дело в Ксюше. Но почему? Откуда такая любовь к незнакомому ребенку?
«Брось, Гарин, – говорил он себе. – Не надо думать о человеке хуже, чем он есть. Разве Михаил не относился к ней точно так же?»
Воспоминание о толстяке заставило его сердце болезненно сжаться. Как он? Сумел ли выбраться?
«Я вам верю», – сказал толстяк. И еще он сказал: «Я не умею плавать».
Сознание того, что он бросил человека, не давало Гарину покоя. Сколько он ни пытался списать свое поведение на сложившуюся ситуацию, но так и не мог до конца себя оправдать.
Этот мужчина, которого он, спас, заставил Гарина забыть о Михаиле. «Ну а что я еще мог сделать?» – подумал Гарин и удивился, как вяло сейчас звучит его обычное оправдание.
Последние годы он только и делает, что оправдывается: перед Ириной за то, что не мог толком обеспечить семью; перед Ксюшей за то, что многие простые и вполне естественные радости оставались для нее недоступны – все по той же причине; перед самим собой, наконец, за то, что был мямлей и предоставил жизни идти своим чередом, не пытаясь в ней хоть что-то изменить.
«Ну а что я могу сделать? Что мне, воровать, что ли?» – говорил он, считая, что одним этим решает все возникающие проблемы. Ерунда! Проблемы оставались проблемами, потому что Гарин оставался Гариным.
Но сейчас где-то внутри него возник такой сильный и неожиданный протест против своей привычной фразы, что он чуть не задохнулся от злости.
«Что я мог сделать? Да все, что угодно! Даже больше, если кто-то и мог что-то сделать, то только я! Я один! И не сделал!»
Мысли его вновь переключились на мужчину, шедшего первым.
«Вся разница между нами в том, что
Да, он спас этого человека. То есть смог. И мужчина помог ему. Но Гарин сильно сомневался, что он сделал это как ответную любезность.
Мужчиной двигали совсем другие побуждения, которые Гарин не понимал.
Почему-то именно это не давало ему покоя. Наверное, он боялся и подсознательно ждал момента, когда мужчина обернется и скажет: «Все, хватит! Я отчаливаю, а дальше карабкайся сам!» Ведь сказал же он что-то подобное Михаилу.
Гарин был готов к такому повороту событий, но главный вопрос – почему? – так и остался бы невыясненным.
Гарин собрался было спросить мужчину, сказать что-то вроде: «Я, конечно, понимаю, сейчас не время и не место, но все-таки… Почему это вы, уважаемый, так ревностно заботитесь о моей дочери? И о чем вы разговаривали с ней, сидя в вагоне? И что за дурацкие вопросы – кто на кого похож? На маму или на папу? И?»
Было что-то еще, ускользнувшее из сознания, как ключ от двери сквозь дырку в кармане. Что-то еще заставило Гарина насторожиться, вот только он не мог вспомнить что…
«Он сказал… Он сказал…»
Мужчина вдруг выкинул вперед правую руку:
– Фу! Кажется, выбрались!
Гарин посмотрел через его плечо и увидел свет, играющий на стенках тоннеля. Бледный электрический свет. Самое приятное и долгожданное зрелище.
Они, не сговариваясь, ускорили шаг.
– Как Ксюша? – хрипло спросил мужчина.
– Рука болит, – хнычущим голоском произнесла дочь.
– Ничего, девочка! Мы уже вышли! Потерпи еще маленько! – бодро выкрикнул мужчина.
Теперь он почти бежал, и Гарин удивился – как ему удается так быстро передвигаться? Со сломанной-то ногой?
Через минуту они вышли из тоннеля.
Гарин подошел к платформе.
– Слезай, принцесса!
Ксюша встала на ноги и отошла от края.
– Сейчас я залезу и помогу тебе! – сказал Гарин, обращаясь к мужчине. Тот не ответил.
На станции вполнакала горели светильники, и Гарин попытался еще раз внимательно рассмотреть незнакомца. В вагоне тени, отбрасываемые факелом, искажали черты лица.
Гарин понял, что никогда его раньше не видел. Ни в жизни, ни на фотографии. Но странное чувство, что мужчина его откуда-то знает, напротив, только усилилось.
Гарин кряхтя забрался на платформу и протянул мужчине руку.
– Залезай!
Тот будто колебался – брать ему протянутую руку или нет. Правда, длилось это недолго. Мужчина обхватил гаринское запястье и, упираясь здоровой ногой в стенку, рывком бросил тело вверх.
Гарин подхватил его за воротник и вытянул на бетонный пол.
Это было непередаваемое, ни с чем не сравнимое ощущение – вновь почувствовать под ногами твердую опору. Только сейчас Гарин понял, как же он, оказывается, устал.