Метро
Шрифт:
– Ну да. Все из-за вас, из-за долбаных мужиков. Еще в восемьдесят втором году поседела вся, ни одного черного волоса…
– Помогите! – раздался вскрик откуда-то слева.
Гарин и Галочка, как по команде, обернулись.
Парень сидел на полу и прижимал к себе девушку. Он раскачивался из стороны в сторону, точно пел ей тихую колыбельную. По его щекам текли слезы.
– Помогите! – прошептал парень. – Она почти не дышит…
Теперь они бежали в обратном порядке: док впереди, водитель за ним и старший замыкающим.
Рация
Все трое бежали молча, не сбивая дыхания и даже не удивляясь, откуда берутся силы. Просто не было времени об этом задумываться.
Голоса, доносившиеся со стороны заброшенной станции, с каждым шагом становились громче и яснее. Сомневаться не приходилось: там были люди.
Док слышал крики «дыши!», суету и топот шагов. Он первым выбежал на станцию, забросил чемоданчик на платформу и запрыгнул следом.
В дальнем углу спасатель увидел людей. Их оказалось даже больше, чем он ожидал. Высокий мужчина в черной кожаной куртке обернулся, услышав шаги у себя за спиной. Его взгляд мгновенно поймал в прицел чемоданчик с красным крестом на боку.
– Астматический статус! – выкрикнул он вместо слов приветствия или радости. – Преднизолон? – спросил он и показал на девушку, безжизненно лежавшую на руках молодого парня.
Док на бегу помотал головой.
– Адреналин подкожно!
– Побольше! – кивнул мужчина.
Это был весь их разговор. Других фраз не потребовалось.
Док открыл чемоданчик, отломил носик ампулы и быстро набрал в шприц лекарство; мужчина тем временем закатывал девушке рукав. Док собрал тонкую кожу в щепоть и толкнул в нее острую иглу. Едва он нажал на поршень, веки девушки затрепетали, и она сделала первый шумный вдох.
– Уходим!
Гарин не разобрал, кто это крикнул. Да это было и неважно – кто бы ни крикнул, все, собравшиеся на заброшенной станции, понимали, что медлить нельзя: вода подступила почти вровень с платформой.
Он окинул прощальным взглядом «Волоколамскую». Тусклые светильники под высоким потолком, тонкие колонны, уходящие вверх, массивные листы железа, закрывавшие выходы на лестницы…
Гарин подошел к дочери и взял ее на руки.
– Мы скоро будем дома, принцесса… Ксюша обняла его и поцеловала в щеку.
– Папочка, ты такой сильный… и страшный…
«Страшный, – повторил Гарин про себя. – Наверное, страшный».
Он оглянулся. Один из спасателей привел Константинова в чувство и, закинув его руку себе на плечо, тащил к тоннелю. Другой вместе с парнем помогали девушке. Она все еще неуверенно стояла на ногах. Следом за ними семенила Галочка, прижимая к животу собаку. На плече у Галочки болталась та самая дерматиновая папка.
Ксюша наклонилась к его уху и прошептала:
– Я думала, ты его убьешь… Гарин улыбнулся.
– Он не будет твоим новым папой. Ты согласна еще немного пожить со старым?
Вместо ответа Ксюша снова поцеловала его. Отломок зонта упирался Гарину в подбородок.
Ирина
Она молилась, хотя сама не понимала этого.
«Что угодно! Что угодно, лишь бы они были живы! Лишь бы я могла еще раз их увидеть!»
Она не замечала, что мысленно произносит «их», не разделяя Гарина и Ксюшу. Только сейчас она поняла, что, оказывается, они нужны ей оба. Эта связь – между мужем и дочерью – была такой прочной и неразрывной, что не могла быть просто придуманной. Она существовала сама по себе, независимо от Ирины.
И Ирина знала, в чем тут причина. Гарин и Ксюша были связаны между собой не только через нее; было что-то еще, натянутое между ними, как тугая струна, соединявшее их напрямую.
«Все очень просто, – поняла Ирина. – Она – его дочь. А я… Дура. И я готова на все, лишь бы с ними ничего не случилось».
Но с ними уже случилось.
Этот крик отчаяния, который она бросила в телекамеру, был обращен даже не к людям, а к Нему. Глупо! Словно Он и без телевизора не знает, что творится на земле и под ней.
Но все же это был не только крик – еще и мольба. Просьба.
«Господи! Лишь бы с ними все было хорошо!»
Дождь еле моросил. Холодные капли стекали по ее лицу, смешиваясь со слезами.
Ирина полезла в сумочку, чтобы достать платок. Рука случайно наткнулась на телефон, и она отдернула ее, будто обожглась. Мысль о том, чтобы позвонить Константинову, показалась ей предательством. Предательством даже не по отношению к Гарину, а к Нему. Это же нелепо: просить у Него помощи и тут же звонить… Нет!
Ирина не стала искать платок. Она застегнула сумочку и смахнула слезы рукавом.
Перед «Тушинской» уже почти никого не было, кроме милиционеров, стоявших в оцеплении. Внезапно строй дрогнул, и они расступились, пропуская кого-то.
Ирина почувствовала, как бешено забилось сердце. Этому измученному комку мышц было так больно и так сладко, что Ирина поневоле остановилась.
«Если это не они, я сейчас умру», – подумала она. И приготовилась умереть. Потому что чудес не бывает. Наверное.
Первым вышел спасатель. Он что-то говорил по рации, но Ирина не могла разобрать что именно: все заглушал вой сирены «скорой помощи», несущейся к станции. Белая «Газель» с красными полосами запрыгнула на бордюр, почти не притормаживая. Машину тряхнуло, и она громыхнула, как пустой холодильник.
Из кабины выскочил врач и распахнул боковую дверь.
Спасатель убрал рацию и обернулся. Он кого-то ждал.
И Ирина ждала.
Показались парень и девушка. Девушка шла еле-еле, и ее голова качалась из стороны в сторону, как цветочный бутон на тонком стебле. Парень бережно поддерживал ее за локти, будто не вел девушку, а нес хрупкую фарфоровую вазу.