Мэтт и Джо

Саутолл Айвен

Мэтт решительно встает, подбородок выпятил, левую руку в бок и кричит служителю через пути:

— Эй, мистер! Сколько времени до поезда на Узловую?

— Четыре минуты! Да только с той платформы на Узловую не уедешь.

Мэтт несется по платформе, у которой останавливаются поезда на город, стук его подошв отдается в долине рельсов и шпал. Мэтт ныряет в калитку, над которой написано: «Выход», и с разбега налетает на Абби Цуг, которая как раз входит на станцию!

Все-таки мальчик с девочкой встречаются. Избежать этого уже невозможно.

10

Абби приземлилась основательно. Чуть не отбила себе зад. Больно, и даже очень. Плюхнулась, как мешок. Откуда-то, невесть откуда, один голос, без человека: «Цела, девчушка? Ишь верзила нескладный, летит, никого не видит». Голос пожилой, с проседью.

И доносится словно издалека.

Абби, еще морщась от боли и с трудом переводя дыхание, представляет себе эту романтическую картинку. Сама, кстати, виновата. Сколько раз воображала, рисовала себе в мечтах, как сталкивается с Большим Мэттом. Так хорошо было грезить! В воскресенье вечером, после церкви; Большой Мэтт в зеленом тренировочном костюме скупо, по-мужски вздыхает от жалости и несет ее хладный труп к ближайшему фонарю. Несет на руках, крепко обняв. Половина ее грез была про это. Но ближе к жизни оказалась, увы, вторая половина: Мэтт отскакивает в сторону, словно его током ударило, и так и стоит, словно боится дотронуться еще раз.

А пожилой голос без человека звучит как бы с дальнего расстояния:

— Помоги-ка девчушке на ноги подняться.

Мэтт растерялся и так, растерянный, стоит целых пять секунд, не меньше. А пять уж наверное. Стоит пять секунд и за это время успевает сто раз крикнуть про себя: «Джо! Джо! Джо!» Как крещендо в оркестре. «Джо!» — на сотни разных голосов, громче, выше, словно все самое потрясающее в жизни вдруг сбылось.

Лицо ее бледно, видно с перепугу, ноздри чуть вздрагивают, это от боли. Губы сжала. А ноги вон какие длинные. Может, она вовсе не такая уж коротышка, как он себе представил? Джо, ты что, сильно расшиблась?

Голос ниоткуда:

— Эй, приятель, вот сейчас выйду, надаю тебе подзатыльников, если ты не поможешь ей подняться.

Ну разве он не милый? Стоит, на лице написана такая растерянность и даже что-то другое, еще гораздо мягче. Ну, что же ты, Большой Мэтт?

Он бы очень хотел взять ее за руки и помочь ей встать; взять ее и поставить на ноги. Но понимаешь, Джо. Это ведь будет совсем не то. Меня пробьет током в тысячу вольт. Только дымок останется.

И Абби встала сама, отряхивает с себя тучу пыли (она бы ее, как розовые лепестки, рассыпала под ноги влюбленным), а на Мэтта не глядит и только поводит из стороны в сторону шеей — не заело ли? — словно что вот тебя сбили с ног и чуть не втоптали в землю — это самое привычное, обыкновенное дело, ничего и даже приятно.

Оказывается, она много выше, чем ему представлялось.

Портфель с книжками вон куда отлетел. Мэтт подбирает его и с удивлением слышит собственный голос:

— Джо, сейчас будет поезд. С той платформы. До Узловой.

Кто это — Джо? Кому ты это говоришь, Мэтт? Что еще за Джо? Джо — а как фамилия? Я же Абби Цуг, та самая девчонка с зубами торчком. Но если ты едешь до Узловой, я буду Руфь. Видишь, я киваю, Мэтт. Обычно голова у меня так не болтается. Я готова ехать с тобой на Южный полюс, я готова ехать с тобой на Луну. Да я куда хочешь поеду.

Человек с пожилым голосом в окошке кассы сокрушенно почесывает щеку. Много, много лет прошло с тех пор, как ему было пятнадцать с хвостиком и была девчушка чуть помоложе. Ему-то ясно, что тут происходит.

— Полегче, приятель, — говорит он. — Первый раз, брат, не повторяется.

И она заспешила вслед за Мэттом чуть не вприпрыжку, отставая на полшага, уж очень быстро шагает Большой Мэтт. Ей больно, она ведь сильно ушиблась. Но это даже хорошо. Нельзя же, чтобы безболезненно нарушались все правила приличия.

Ведь приличная девочка должна идти впереди.

Абигейл Элен Цуг, презревшая золотое правило, которое приучены соблюдать все хорошие девочки. Краеугольный камень Общества юных прихожан. Абби, Абби, еще не поздно повернуть назад и припустить что есть духу. Но он заграбастал мой портфель, и я сказала ему «да». Ну, можно считать, что сказала, во всяком случае, дала понять, что согласна. Сама заварила, сама и расхлебывай. Плечи его словно корабль. Шея вырублена из цельного камня. Со спины скажешь, что такой человек не задумается, запросто похитит бедную девочку. Почему это так кажется сзади? Честное слово, он может гнуть фонари на улицах. Может вырывать с корнем светофоры. Ломать грудью гранитные плиты. На этих силачей лучше смотреть из-за высокого забора, когда они вращаются на параллельных брусьях и не могут разжать руки под страхом смерти. Как подумаешь, сколько они сманили чистеньких, воспитанных девочек! Невинных малюток вроде Абби Цуг. Вот так это и начинается? Тянешься за ним, будто на веревочке. Прогуливаешь школу, вместо того чтобы печь пирожки на уроке домоводства. Просто-напросто бегаешь за ним, задыхаешься и бежишь, потому что, видите ли, поезд уже подходит. Вовсе я не хочу на этот дурацкий поезд, не хочу

быть цифрой в статистике, мертвым телом в канаве. Он оглядывается. Скорей, Джо! Ну для чего ему было смотреть на нее так? Ой, Мэтт, какое у Тебя прекрасное лицо! Да я бы на Южный полюс за тобой побежала обедать. Бутербродов бы наделала, супу бы в термос налила. Пропала я. Двери захлопнулись. Он втолкнул меня сюда, и теперь я навечно в его власти. Послушайте, тетенька с библиотечной книжкой вон в том углу, как это ему удалось в эти часы отыскать почти пустое купе? Вы только смотрите не уходите, тетенька, сидите, где сидели. Господи, Узловая Раздолье! Ну зачем ему понадобилось так далеко ехать? Может, он там трупы зарывает? Или сжигает в топке? Сколько женских трупов он уже так сбагрил? Ой, Мэтт, если бы ты хоть не был так прекрасен! Мама меня убьет. Абигейл, закричит она, ты что, с ума сошла? В наше время садишься в поезд с парнем, с которым и не знакома толком! Ведь ты только на прошлой неделе сама мне сказала, что еще ни с кем не целовалась! Мама, но ведь это Большой Мэтт. Мой герой, мама. Этот прекрасный верзила. Да я на следующей же остановке вскочу со скамейки и выпрыгну из вагона. Вот увидишь. А если он увяжется следом, я как припущу. Прямо в небо взовьюсь. Эй, птицы, прочь с дороги. Возьмите в сторону, боинги. И не смей на меня так смотреть, Большой Мэтт. Своими жалостными глазами из-под этих длиннющих ресниц. Скажите ему вы, леди. Пусть уберет когти. Кого он из себя воображает? Сначала увозит силком, а после смотрит так.

Вот я и сижу.

Плохо мое дело.

ВЕРХНИЙ ТЕДДИНГТОН, АББИ. ТЕБЕ ВЫХОДИТЬ.

Я и стараюсь выйти, разве не видно? Изо всех сил стараюсь. Не виновата же я, что у меня ноги отнялись. Это девчоночья сердечная лихорадка, мама. Страшная болезнь. У тебя самой она, наверно, была когда-то. Иначе откуда взялась Абби Цуг? Здоровенный грубый урод, вот он кто. Каково это встать утром и увидеть в зеркале эдакое чудище? И знать, что это и есть ты. Надо быть совсем бесчувственным, чтобы выдержать такой удар. Этот тип и эта девочка совершенно не подходят друг другу. Она такое нежное создание, малышка Абигейл Элен Цуг. Добрая, честная, милая. Помогает по дому маме. Не ссорится с сестрами, почти. Никогда еще не прогуливалась с мальчишками. И мечты у нее чистые, как зимний иней. Подумайте только, леди, разве я могла сесть в поезд с мальчиком, когда мне полагалось печь пирог? Теперь исключат из школы, наверное. Или поставят стоять на виду у всех и будут швырять мне в лицо тухлые помидоры. Шлеп! Плюх! Цушка-грязнушка. Теперь так будут меня дразнить. Узловая Раздолье ему, видите ли, понадобилась. Да это совершенно дикая местность. Там даже трава растет. И деревья растут. Не посаженные, сами. На что мне там надеяться, если он вздумает употребить силу? Вон какие у него мускулы, как у гориллы. Абигейл Цуг УНИЧТОЖЕНА. Да что это с ним такое? Онемел, что ли? Или это он отчаянно борется сам с собой, никак не может решить, удушить ли меня или сперва избить до смерти? Неужели я не могла влюбиться в мальчика-худышечку с впалой грудью? Большой Мэтт, ты так прекрасен, что я, кажется, сейчас лопну. А вы как считаете, леди? Верно ведь, от него с ума сойти можно? Вы бы согласились отдать свою пенсию по старости, чтобы только оказаться на моем месте? Я ведь вижу, как вы на него посматриваете, леди.

НИЖНИЕ ЛУЖИ.

Так там и написано, черным по белому.

Самое время бежать.

Помереть можно, Джо. Столько всего хотелось бы тебе сказать, но не могу же я при этой старухе. До какой станции она собирается с нами ехать? Она ведь услышит каждое мое слово. И будет головой качать: ай-яй-яй. У них прямо на лицах написано, что они тебя терпеть не могут за то, что ты молодой, а они старые. Книгу, видите ли, читает. Да кого она обманывает? Ни разу страницы не перевернула. Вот черт… Какая мука, Джо, бояться тебя, бояться себя самого. До чего ты меня поразила, что поехала со мной. Шла за мной, будто ты всю жизнь бегала за мальчишками. Так что не сердись, если я спрошу: может, ты и в самом деле такая? И неужели это я так спокойно позвал тебя? Будто каждый божий день приглашаю девчонок. От тебя, что ли, перенял? Слишком ты легко согласилась, Джо. Почему это? Разве хорошие девочки так легко идут с мальчиками? Ты топталась поблизости, вот что я тебе скажу. И там у калитки топталась, иначе я бы на тебя не налетел. Вот черт…

Эти детишки никого не обманут.

Не домой же они едут в это время дня. Ворвались в вагон, словно это последний поезд из Праги и за ними гонится гестапо. Славные, румяные, здоровенькие дети, как и мы были когда-то. Стесняются даже посмотреть друг другу в глаза. Но у вас впереди миллион лет. Красивые дети на пороге жизни, на пороге слез. Хватайте свое время, мои милые. Пройдет — не вернешь. Спокон веку так: старуха в купе, или граница, или море, или страх, обращающий любовь в пустыню. Что-нибудь да обязательно вклинится, помешает.