Мэй vs Хорн
Шрифт:
— Не мешала избивать мою сестру, чтобы добиться желаемого? — с вызовом бросаю я, на что он только улыбается как-то не очень здорово.
— Ты умнее, чем я думал. Хотя наверняка не сама догадалась, а эта проныра тебе сказала. Я прав?
— Даже если и так, что это меняет? Ты уже наказал её за это, — больно вспоминать лицо Патрисии, но парадоксально — именно оно придаёт сил, чтобы отвечать ему. Держать планку и узнать как можно больше. Не понятно, что движет Кеннетом, но он выкладывает грех за грехом, только я не собираюсь прощать ему их — мы не в церкви и я, слава богу, не священник.
Он разглаживает покрывало
— Ты стала другой за это время. Никогда за три года такой тебя не видел. Может, я не ту сестричку выбрал? Патрисия хороша, но чересчур уж податлива, чуть надавил и … — он резко ударяет кулаком по кровати, над ней поднимается пылинки, мягко оседая вниз. — И она сдаётся. А ты… ты довольно интересная. Вечно младшенькому достаются лучшие женщины, что мама, что ты.
Пугает не его жестокость или возможность того, что он и меня может ударить, а то как спокойно он это вспоминает, и его взгляд… Не похож он на человеческий.
— Ты псих! — говорю я, вставая с кровати. — Пошёл вон из этой комнаты!
Выставляю руку так, чтобы Кеннет увидел, где находится дверь, если он вдруг забыл. Его реакция не заставляет себя долго ждать. Кеннет хватает руку и притягивает к себе так резко, что падаю на колени, и выгибает пальцы под неестественным углом. Я кусаю губы, чтобы не доставить ему удовольствие и не закричать.
— Знаешь, что я тебе скажу? Если ещё раз укажешь, куда или когда мне идти, твоя сестра из красавицы превратится в уродину. Я потом, конечно, сделаю ей пластику, и снова исполосую всё лицо, — замечаю, как краснеют пальцы, а рот наполняется кровью из прокусанной губы. — Усекла, Лорин?
Не знаю, как он долго мог скрывать свои наклонности от нас с родителями, от Пат. Она всегда была так счастлива, неужели не обращала на это внимание? Или он мог ходить на тренинги или к врачам, конечно, эта информация бы не была для всех? Какая из меня сестра? Слёзы выступают из глаз не из-за боли, а из-за того, как обманывалась всю жизнь. Я была не просто эгоисткой: была Гринчем, а всё моё окружение было — Рождеством. Каждую вещь вокруг меня удавалось испортить. Только вот я не в кино и не в сказке, тут не появится фея-крестная и волшебным образом не исправит все эти события. Придётся стать сильнее, намного сильнее.
— Да, Кеннет! У-сек-ла! — он легко отпускает руку и наклоняется к моему лицу, пока я растираю свою ладонь. Но боль никуда не уходит.
— Знаешь, воительница, может, я ещё приберу тебя у братца? В тебе что-то есть, — он поднимает за подбородок и его губы грубо касаются рта, сминая их. И, наверно, эта пытка могла продолжаться и дольше, если бы не попытки кого-то открыть дверь, которую закрыл Кеннет. Как предусмотрительно!
— Лорин, что за шутки? Открой! — в голосе Лукаса чувствуется сомнение и беспокойство.
— А вот и мой любимый братец! Что ж… Мы ещё вернёмся к нашим играм, — он похлопывает меня по щекам. Так и сижу на полу, пока он открывает дверь, Лукас влетает в него и оглядывает комнату в поисках. А когда находит, то сразу направляется ко мне, отталкивая того подальше.
— Как ты? Он что-то сделал? — он с опаской касается моего тела в поисках повреждений. Я прикрываю лодыжку, на которой наверняка уже красуется
— Оставлю вас наедине, моя крошка тоже заждалась, — он бросает слова через плечо и исчезает в проёме, громко хлопая дверью.
Лукас быстро вскакивает с места и хочет уже отправиться в след за ним, но я его останавливаю. Эта кровь сейчас ни к чему, хотя мне бы этого очень хотелось.
— Не уходи, Лукас! Не надо, — он оборачивается. Его лицо пылает от ненависти, и, кажется, что сейчас станет не просто красным, а бордовым. Он впервые делает больно тем, как грубо скидывает руку, которой вцепилась ему в ногу. Но мне настолько всё равно на эти глупости, важно, чтобы он остался здесь, со мной.
Рассматривая сейчас его лицо, точно знаю, что делать дальше, но его не обязательно посвящать в эти планы — всё узнает со временем. Да, рассердится, может, возненавидит, но примет, потому что иначе я поступить не могу.
Он шумно выдыхает свои кипящие чувства, стараясь совладать с собой, и наклоняется ко мне, чтобы поднять. Обнимаю его за шею и наслаждаюсь тем, как он пахнет, его тепло, его руки успокаивают. Нет сомнений в том, что ненависти к нему не испытываю. Он бы не стал меня защищать, если бы я была для него никем.
Лукас легко проводит кончиками пальцев по спине, выводя витиеватые узоры по оголенной части. И какое-то время ничто не нарушает наше спокойствие, и это даёт нам немножко отдыха перед предстоящей бурей. Закрываю глаза. Готова, наконец, признать то, что дышу к нему очень неровно, сказала бы даже рвано, переходя от границы ненависти к другой, такой ещё непонятной. Но это явно что-то сильное, заставляющее меня меняться и желать близости, к которой никогда не тяготило.
Его сердце бьётся так же быстро, как и моё. Он легко отстраняется, но так медленно, что это означает только одно — хочет поцеловать и почему-то боится, раньше такой скромности я за ним не замечала. Такое чувство, что постепенно Лукас открывается и показывает того человека, каким он является за всеми этими слоями. Так будет намного больнее воплощать свой план в действие, но отступать уже некуда — сзади только пропасть.
Моя смелость не часто берёт верх, поэтому следую порыву и приближаюсь своими губами к его, он слегка улыбается и отвечает на поцелуй. Его руки сильнее обхватывают за талию, сжимаю его шею, надеясь, что этот миг продлиться как можно дольше — я хочу его запомнить таким, и мягко обхватываю ладонями лицо. Одна из них ещё ноет, но я опускаю эти мелочи. Его лёгкая небритость царапает лицо, однако и это кажется не таким уж и важным. Что может быть важнее того, что тело становится легче, а в животе образуются американские горки?
Его тёплый язык касается губ, и кажется, что я замерла перед свободным падением. Приоткрываю рот и делаю так же, как и он, если это и выглядит неуклюже, то он не говорит об этом, да и к чему? Он и так знает, что у меня никого особо и не было. Студенчество и поцелуй с Тоби — не богатый опыт, чтобы чем-то поразить его.
Нас прерывают, и даже не мысли об ирландце, а стук в дверь и возникающая голова Хлои в дверях.
— Ой, дети! Извините, пожалуйста, — она отворачивается, вставая так, чтобы мы привели себя в порядок и нам было не так неуютно. — Хотела проверить, как наша невестка, не знала, чем вы тут занимаетесь. Не стала бы тогда отрываться от своих дел, раз Лорин уже так хорошо себя чувствует.