Мэйфейрские ведьмы

Райс Энн

После отъезда мисс Ламптон на север, где та намеревалась выйти замуж за вдовца, с которым познакомилась во время его летнего отпуска, Дейрдре проплакала много дней.

Ссоры и споры на Первой улице не прекращались, однако, и в течение этих двух лет. Соседи нередко слышали доносившиеся из особняка крики и видели, как Дейрдре со слезами выбегает в сад и прячется от Айрин или мисс Ламптон в густой листве почти на самой вершине старого дуба. Иногда она скрывалась там до самой темноты.

В подростковом возрасте Дейрдре очень изменилась. От прежней живости и непосредственности девчонки-сорванца не осталось и следа – она стала замкнутой,

молчаливой. В тринадцать лет она казалась более чувственной и зрелой, чем в свое время уже взрослая Анта. Откинув назад свои роскошные черные вьющиеся волосы, Дейрдре расчесывала их на прямой пробор и повязывала сиреневой лентой, чтобы они не падали на лицо. Огромные голубые глаза этой девочки-женщины были полны недоверия и горечи. Все, кому доводилось в то время встречать Дейрдре на воскресной мессе, в один голос утверждали, что выглядела она так, будто кто-то нанес ей незаживающую рану.

– Она уже давно стала красивой молодой женщиной, – рассказывала одна из матрон, регулярно посещавших часовню. – Но старухи словно этого и не замечали. И по-прежнему наряжали ее как ребенка.

Судя по всему, возникали и другие проблемы. Однажды Дейрдре буквально влетела в приемную конторы Кортланда.

– Она была в истерике, – вспоминал впоследствии работавший в тот день секретарь. – Наверное, целый час рыдала в кабинете дяди. Знаете, только когда она уже уходила, я обратил внимание на одну странную деталь: туфли на ней были разные. На одной ноге – коричневый мокасин, а на другой – черная туфля без каблука. Мне кажется, что она этого даже не заметила. По-моему, и Кортланд тоже. Он отвез ее домой. С тех пор я ее больше не видел.

Летом того года, когда Дейрдре должно было исполниться четырнадцать лет, она вскрыла себе вены и ее поместили в новую благотворительную лечебницу. Там ее навестила Беатрис.

– У девочки есть то, чего всегда была лишена Анта, – характер, – сказала она потом Джулиетт Мильтон. – Но она так нуждается в женском совете. Попросила меня купить для нее косметику. Говорит, что всего раз в жизни была в аптеке.

Но когда Беатрис, выполнив просьбу Дейрдре, принесла все необходимое в лечебницу, ей было сказано, что Карлотта запретила любые посещения. Беатрис позвонила Кортланду, однако тот заявил, что понятия не имеет, почему Дейрдре вскрыла себе вены.

– Быть может, она просто надеялась хоть таким образом вырваться из дома, – предположил он.

Менее чем через неделю после этих событий Кортланд добился разрешения на поездку Дейрдре в Калифорнию. Она улетела в Лос-Анджелес, к дочери Гарланда Андреа Мэйфейр, которая была замужем за штатным врачом больницы под названием «Ливанский кедр». Однако через две недели Дейрдре вновь оказалась в доме на Первой улице.

Лос-анджелесские Мэйфейры никогда и словом не обмолвились о том, что же тогда произошло. Только много лет спустя их единственный сын Элтон сказал одному из наших агентов, что его несчастная родственница из Нового Орлеана была не в своем уме. Она без конца твердила о том, что проклята из-за какого-то наследства, и неоднократно заводила с Элтоном разговор о самоубийстве, чем приводила в ужас его родителей. В конце концов они не выдержали и показали ее врачам, которые в один голос заявили, что бедняжка больна неизлечимо.

– Родители очень хотели помочь ей, особенно мама, – рассказывал Элтон. – Но все в семье пошло вверх дном. Думаю, последней каплей стал момент, когда однажды ночью они

собственными глазами увидели ее на заднем дворе с мужчиной, а она потом принялась утверждать, что ничего подобного не было. И ни за что не хотела признаться. Они побоялись, как бы не случилось чего-нибудь. Ведь ей тогда, кажется, еще не исполнилось и четырнадцати, а, надо признать, девочка она была очень даже хорошенькая. Вот тогда они и отослали ее домой.

Примерно так же звучала и версия Беатрис.

– Мне кажется, Дейрдре выглядит чересчур уж взрослой, – говорила она Джулиетт Мильтон, отказываясь, однако, верить, что малышка способна солгать относительно знакомства с мужчинами: – Она просто смущена и не знает, как себя вести.

Беатрис по-прежнему оставалась непреклонной в своей уверенности в том, что ни о каком врожденном безумии не может быть и речи, что это не более чем семейная легенда, придуманная Карлоттой, и пора положить конец ее распространению.

Беатрис с подарками приехала на Первую улицу, чтобы повидаться с Дейрдре, однако Нэнси даже не пустила ее в дом.

Тот же таинственный незнакомец стал причиной исключения Дейрдре из пансиона при монастыре Святой Розы де Лима. Ей тогда было уже шестнадцать, и она очень переживала, когда пришлось покинуть школу, в которой она проучилась почти весь учебный год, до самой весны, без каких-либо серьезных проблем. По словам родственников, Дейрдре там так нравилось, что она даже отказалась уехать домой на рождественские каникулы и только накануне Рождества согласилась поужинать с Кортландом.

Любимым местом Дейрдре были большие качели на заднем дворе школы, где вечерами, в сумерках, она часто сидела вместе со своей подругой по пансиону Ритой Мей Двайер (впоследствии Лониган). Девочки болтали о том о сем и иногда даже пели. По мнению Риты Мей, Дейрдре была на редкость своеобразной девочкой, наивной, романтической, очень элегантной и приятной в общении.

В 1988 году исследователю, пишущему эти строки, удалось побеседовать с Ритой Мей Двайер Лониган и узнать от нее некоторые подробности драматических событий, ставших причиной исключения Дейрдре из пансиона.

Она рассказала, что «таинственный друг» встретился с Дейрдре в монастырском саду. Было уже поздно, высоко в небе светила луна, незнакомец говорил тихо, но Рита Мей отчетливо слышала, как он назвал подругу «моя любимая». До тех пор ей доводилось слышать такие слова только в кино.

Как оказалось, монахини следили за этой встречей сквозь щели в ставнях монастырской кухни. В ответ на их обвинение в том, что Дейрдре посмела привести мужчину на территорию школы, та не ответила ни слова – только плакала и горько всхлипывала. Впоследствии одна из монахинь, докладывая о возмутительном происшествии воспитателям школы, гневно заявила, что ночного гостя «никак нельзя было назвать мальчиком – это был вполне взрослый мужчина».

Обвинения в адрес Дейрдре я бы назвал чересчур тяжелыми, незаслуженно жестокими: «Эта девочка насквозь лжива, она вела себя развратно, позволяя мужчине непристойные ласки, ее невинность не более чем пустая видимость…»

Сомнений в том, что таинственным посетителем в ту ночь был Лэшер, нет и быть не может: «Темные волосы, карие глаза, очень элегантный старомодный костюм…» – так в один голос описывают его монахини и миссис Лониган.

Что поразительно, так это тот факт, что Рита Мей Лониган – если, конечно, она не преувеличивает – слышала его голос.