Меж двух огней
Шрифт:
Стрейкен продолжил путь. Согласно джи-пи-эс цель близка. Похоже, что нырять ему и вовсе не придется. Войдя в порт, он был на правильных градусах и минутах, теперь же он был на одной секунде долготы. Если он пройдет чуть подальше, то окажется на сорок третьей секунде широты.
Около подъемных кранов отвратительно воняющий ресторан рекламировал суп из рыбьих голов. Сверху с воплями носились полчища чаек, так как повара распотрошили утренний улов прямо во дворе. Пара рыбацких лодок со звяканием цепей причалила к пристани. Стрейкен глубоко вздохнул. Тяжелый воздух был наполнен запахами влажных веревок, рыбы и керосина от ресторанных печей.
Он чувствовал приток адреналина. Скоро он найдет
Он приближался к старому форту, сложенному из известняка. Размером с садовый сарай, он находился на травянистом пригорке высотой около десяти метров. Строение выглядело довоенным. Посмотрев на прибор, он понял, что достиг места назначения. Стрейкен бросился вперед. Охранник около склада посмотрел на него без всякого интереса.
Этот пригорок был самой высокой точкой на причале, так что из форта вся гавань была видна как на ладони. Сейчас крепость была пустой, но бойницы в стенах говорили о том, что когда-то там были пушки. Они давно исчезли, и, взбираясь по ступеням, Стрейкен боялся, что вообще ничего там не найдет.
Но он ошибся.
22
Стрейкен сразу же узнал ее. Прекрасная дама из детского стишка, который любил повторять его отец. И она сидела на белой лошади.
И дама, и лошадь были каменные. Сверху их покрывал футляр из органического стекла. В углу мигал огонек включенной сигнализации. На скобке в известняке в качестве дополнительной зашиты была установлена камера слежения, а металлическое заграждение, доходившее ему до пояса, не позволяло приблизиться к самому футляру.
Около полутора метров высотой, статуя стояла лицом к морю. Она была вырезана из цельного куска белого камня и поражала своей простотой. Хотя за годы камень покрылся пятнами, лошадь производила очень сильное впечатление. Она стояла гордая, как будто на параде. У нее были выразительные печальные глаза, пухлые губы, подстриженная грива и перевязанный хвост.
Изящная наездница держала поводья в одной руке, другая была вытянута вперед. На ладони лежал драгоценный камень. Круглолицая, с прямыми волосами, в развевающихся одеждах и украшенная драгоценностями. С загадочной улыбкой Моны Лизы.
— Там прекрасная дама на белом коне, — произнес Стрейкен вслух. Никакого сомнения: та самая всадница.
Он внимательно прочитал надпись на табличке. Там указывалось, что это Гун Дэтянь, китайская богиня удачи. Драгоценный камень в ее руке был жемчужиной, выполняющей желания. Она принадлежала к династии Хань, и Сингапурский совет по искусству определил, что она изготовлена в сотом году нашей эры. В Сингапур она попала в восемнадцатом столетии. Считалось, что она приносит удачу морякам, покидающим порт. Гамильтон упадет, если увидит ее. Должно быть, статуя стоит целое состояние.
«Стоит целое состояние». Что, это действительно его наследство? Он может как-то на нее претендовать? Это казалось вполне вероятным. Статуя стоила того, чтобы ради нее объехать пол мира. Стрейкен не мог оценить ее, но предположил, что скульптура старше двух тысяч лет, вполне возможно, окупит небольшой теплоход для плавания в Карибском море.
Но что ему делать теперь? Украсть? Может быть, это собственность его деда? Может быть, она была военным трофеем? Может быть, он отобрал ее у японцев, а сингапурцы отдали ему ее в качестве благодарности? Возможно, где-то сохранились бумаги, подтверждающие права семьи Стрейкенов на эту статую? Может, дед купил ее у кого-то, кто ничего не знал о ее реальной стоимости? «Реальной стоимости». Гамильтон говорил, что Стрейкен должен был увидеть реальную стоимость
Он вышел на залитую солнцем улицу и закурил. Ему необходимо было подумать. Ответ заключался именно в том детском стишке, в этом Стрейкен был уверен. Иначе зачем отец столько раз повторял его, желая, чтобы Стрейкен выучил стишок наизусть? Иначе зачем отец взял с него обещание никому никогда его не рассказывать?
Стрейкен улыбнулся и глубже затянулся «Кэмелом». Ему всегда казалось, что стишок на самом деле довольно дурацкий, с многочисленными повторами и плохо выдержанным размером.
Верхом на палочке в Банбери-Кросс — Там прекрасная дама на белом коне; Кольца на пальцах рук, колокольчики на пальцах ног — Куда бы она ни поехала, будет музыка. Два кольца на левой руке, один колокольчик на правой — Она сидит в седле на нужной широте. Один колокольчик на правой ноге, одно кольцо на левой — Она сидит в седле на нужной долготе. Верхом на палочке в Банбери-Кросс — Там прекрасная дама на белом коне; Кольца на пальцах рук, колокольчики на пальцах ног — Куда бы она ни поехала, будет музыка.Фрагменты стали складываться в целостную картинку. Стрейкен почувствовал слабость — может быть, легкий солнечный удар. Банбери-Кросс может означать перекресток Банбери: точка, где координаты запонок пересекаются. Это не простое совпадение, что в месте схода координат оказалась статуя на прекрасной белой лошади. Стрейкен не знал, что все это значит, но в одном он был уверен абсолютно точно — в стихотворении содержалась какая-то загадка.
Первое (и последнее) четверостишие он встречал в книгах и раньше, так что тут он был уверен — этот стишок написан не специально для него. Но вот по поводу второго такой уверенности не было. Оно отличалось от других частей и не входило в состав оригинального стихотворения. Теперь он понял, что это четверостишие его дед придумал сам, рассказал его отцу, а отец — Стрейкену. Во втором стишке находится ключ. Он даже вспотел от волнения.
Стрейкен снова зашел внутрь, стараясь вести себя естественно перед камерой. Лошадь была прекрасна. Мускулистая и бесстрашная. Что ему с ней делать? Попытаться забрать? Так она слишком тяжелая, будет много шума, потому что сработает сигнализация, и его арестуют прежде, чем он успеет сделать хоть шаг.
Не сильно-то он продвинулся. Из-за жары у Стрейкена разболелась голова. В любом случае ему нужно было время подумать в более располагающей обстановке, лучше с кондиционером. Хоть его прекрасная дама и верхом, далеко она не уедет. Сейчас только полдень, у него много времени, чтобы узнать о ней побольше.
Стрейкен двинулся обратно по причалу, раздумывая о том, что свое имя он получил благодаря этому стишку. Он сам не знал, что чувствует по этому поводу. Что же, могло бы быть хуже.
Он задумался о том, что первые шесть лет его жизни были подготовкой именно к этой минуте. Насколько было бы проще, если бы отец сказал ему ответ, а не заставлял разгадывать загадку самому. Но в этом заключалась стратегия безопасности его отца. Не все так очевидно и просто. И у Стрейкена должен был быть свой секрет на тот случай, если запонки попадут в плохие руки, руки людей вроде Молли или Верховена.