Меж молотом и наковальней
Шрифт:
Ли лишь сжала зубы и ответила:
— Ты еще многого не знаешь. Убить нас не так и легко, а кто убьет, того уже даже не инквизиция, высшие будут искать. И те из-под земли достанут. И будет убийце так плохо, как ты даже вообразить себе не можешь. Потому мы можем драться сколько нам в душе угодно, можем ссориться и ранить друг друга, но убивать… убивать даже самый сумасшедший побоится. Твоя же смерть запустит игру по новому кругу. Неизвестно где ты переродишься, неизвестно, кто найдет тебя первым. Неизвестно, чем это закончится. Это надо решать
— Но как решать?
— Хороший вопрос. И мы его решим, вместе, позднее. Но для начала договоримся: то, что сейчас происходит, слишком серьезно, Катя, чтобы мы могли и дальше тебе позволять ошибаться. Слышишь! Мы не можем тебя связать, не можем посадить под домашний арест, ты уже взрослая, но ради Бога, будь ты хоть капельку осторожнее! И менее доверчивой! Тем более, когда у тебя есть он.
И показала почему-то взглядом на пса.
— Если честно, сочувствую я ему. Ой как сочувствую.
Сочувствует псу? На этот раз булочку бабака получил от меня. Облизал мне пальцы, посмотрел вдруг так, что сердце болью перехватило. Будто… любит. Так любит, как никто из людей любить и не способен. Такую любовь так просто не предашь, не обойдешь, не забудешь.
И я усмехнулась почти счастливо и взлохматила шерсть на его холке:
— Теперь ты мой, мой… бабака.
А Ли почему-то выдохнула сквозь зубы и прошептала:
— Боже, спасибо тебе за Сашу, ибо это…
Ну что опять это? Бабака лизнул меня в щеку и это почему-то было даже приятно. Этот грязнуля был приятен. Ибо мой и теперь я точно его никому не отдам.
Не так страшен черт, как его малюют. Разговор медленно перетек в какие-то глупости, кофе был отставлен в сторону, и мы потянулись за наливкой. Наливку Ли оценила, а неловкость переросла в искренний смех. Мы так и сидели на полу, выключив свет, глядя на плывущий за окном месяц. Пес лег рядом, положил мне голову на колени, млел от ласки моих ладоней. Такой большой, а такой трогательный. Адский пес? Не, моя псина… моя…
Так хорошо, пожалуй, мне уже давно не было. Так спокойно. И все будто куда-то ушло, даже терзавшие душу сомнения, даже желание заснуть и не проснуться. Не помнить. Сейчас я почему-то была сильной, и даже не понимала до конца, что именно дает мне эту силу.
— Ты странная, — прервала вдруг молчание Ли.
— Иной бы среди вас не выжил, — засмеялась я, и подруга засмеялась в ответ. — Вы почему с Сашкой по гастролям больше не ездите?
— Все надоедает, Ли. Аплодисменты, слава, твои фотографии на обложках модных журналов. Саша хотел все это попробовать, для него это впервые, а я… я уже давно этого объелась, понимаешь? Научилась ценить покой. Он тоже вот научился. И ему надоело.
— Говоришь, как старуха…
— Я на самом деле старая, ты же понимаешь?
Я лишь пожала плечами, продолжая поглаживать уши пса. Пс-и-и-и-и-ина… чего же я боялась-то… ты же такая симпатичная пс-и-и-и-и-на.
— Вы стремитесь к бессмертию, — продолжала Ли. —
— Мы клянем смерть? — усмехнулась я. — И потому ты на меня разозлилась, когда я полетела вчера тебя спасать? Может, вы сами ее клянете… потому что нас теряете и вынуждены искать вновь.
Ли лишь присвистнула едва слышно, и щелкнула зажигалкой.
— Ты знаешь, что пассивное курение вредит сильнее, чем активное? — продолжила занудствовать я.
— Я знаю, что ты непротив. А вот он, — и она показала кивком на пса, — явно другого мнения.
Я вновь заливисто рассмеялась: пес действительно смотрел на Ли осуждающе, и я нагнулась, поцеловала свою псину в наглый нос и прошептала:
— Не бойся, у нас есть Анри и его кровь. И никуда он от нас не денется…
Но тревога, столь хорошо различимая в полумраке, из темных глаз почему-то уходить не спешила, даже углубилась, переходя в откровенный ужас. Опешив, я обняла пса за шею, вновь почувствовав под ладонями ветхий ошейник, и тихо прошептала в бархатные уши:
— Ну ты что, что?
— Умеешь ты успокаивать, нечего сказать, — поднялась с ковра Ли. — Распутывай эту ситуацию скорее, подруга. Решай, чего ты на самом деле хочешь. Кого выбираешь. И что бы ты не решила, увы, кому-то будет больно… но…
Она обернулась вдруг и бросила напоследок:
— Будет проблема, будем и решать. А пока — еще раз выйдешь сама из дома, укушу. Песика хоть с собой захвати… его вряд ли кто так сходу одолеет.
И ушла. А я налила себе еще немного наливки, пьяно улыбнулась, когда пес ткнул меня в плечо носом, явно требуя своей доли, и сказала:
— Тебе нельзя. Ты меня охранять должен, помнишь? Так что, сударь, кто за рулем, тому не наливать!
Пес лишь посмотрел как-то серьезно, лизнул меня в запястье и вновь положил голову мне на колени.
— Таки воняет от тебя!!! — засмеялась я. — Пойдем купаться, псина…
Легко сказать пойдем… встать удалось с третьего раза, идти оказалось поначалу почти невозможно… пол под ногами почему-то ходил ходуном и это было даже смешно. Пес брел рядом, как привязанный, и это даже радовало… надеюсь только, что Пу он не сожрет.
И в самом деле:
— Увидишь белую и пушистую, жрать не смей, — строго сказала я. — Сожрешь, выгоню. Понял?
Пес еще как понял: ткнул меня лобастой мордой к выходу, мол, пошли уже… и я пошла. Вначале держать за стеночку, потом более уверенно, почти даже не шатаясь, благо, что в коридоре повеяло холодом: кто-то оставил открытой форточку.
— Не ну… — поежилась я… с трудом отыскала выключатель, открыла дверь в ванную и жестом приказала псу войти…
Душ или ванна?
Выбор был сделан, увы, псом, который уверенно полез в ванну и встал. Культурненько так встал, послушно, мол, мыться так мыться. Эта хорошо… если бы я эту зверюгу еще должна была бы тут держать…