Меж трех времен

Финней Джек

Они прошли дальше, но я все равно сфотографировал их - рядом с каким-то внушительным зданием. Сфотографировал, потому что здесь, в 1912 году, они были молоды, а еще - ради двойного шпиля собора Святого Патрика, одиноко высившегося впереди на фоне неба: Джулию порадовало бы, что строительство обоих шпилей наконец завершено. И еще я сделал этот снимок ради пожарного гидранта на кромке тротуара, фонаря на углу... и ради того, чтобы уловить это тихое мгновение прекрасного, навсегда ушедшего дня. Десяток-другой шагов - и эта пара свернула к зданию, которое на снимке рядом с ними. Минуту спустя я сам прошел мимо входа и, увидев вывеску «Отель «Готэм», стал гадать, что понадобилось там моей молодой паре; потом задумался, женаты ли они, и втайне понадеялся, что нет. И пошел

дальше, гадая, с какой стати мне на это надеяться.

Прямо впереди, на юго-западном углу Пятьдесят третьей улицы, прежде была «Танцевальная школа Аллена Додсуорта». Ничего подобного. Вывеска исчезла, хотя само здание осталось на месте. Меня это не удивило: судя по танцам, которые я видел вчера, вряд ли Аллен Додсуорт мог им обучать. Жив ли он еще? И что находилось на этом самом углу в мое собственное время? «Тишмен-билдинг»? Не уверен.

Проходя мимо одного из огромных старинных особняков Пятой авеню, который был мне так хорошо знаком, я оглянулся и отошел немного в сторону, чтобы запечатлеть, как старая Пятая авеню на переднем плане обрамляет новую Пятую авеню двадцатого века и возвышающиеся за ней громадные фешенебельные отели. Должно быть, это соседство приводит в ярость владельцев особняка.

Щелк-щелк, снимок за снимком. Прямо передо мной протянулась улица, и огромный старинный особняк безмятежно занимал добрую половину тротуара, слева высился собор Святого Патрика, а впереди, наискось к южной стороне улицы (привет, дружище!) - отель «Бекингем», который казался таким же вечным, как собор... Но я-то знал, что вижу призрак. Потому что когда я ловил эту сцену в окошечко видоискателя, я видел также, стоя на Бекингемской площади в далеком будущем, магазин «Сакс» на Пятой авеню, с виду такой же вечный и неизменный. Что же, «Сакс» тоже стал старинным моим другом.

На Сорок девятой улице я, едва ступил за угол, остановился, заглядевшись на серый лимузин, на шофера в серой униформе, восседавшего на открытом переднем сиденье; согнувшись в три погибели над рулем, он свернул с Пятой авеню на Западную Сорок девятую улицу, сделал точный U-образный разворот и остановился перед внушительным кирпичным зданием. Шофер выскочил из машины и встал почти навытяжку у задней дверцы, выходящей на обочину тротуара. Затем лакей в ливрее распахнул настежь двери особняка, и оттуда выплыла живописная компания и направилась прямиком к ожидавшему ее лимузину; лица людей выражали непоколебимую уверенность в мире и в месте, которое они занимают в нем. А потом еще несколько минут я просто стоял, прислонившись спиной к нагретой солнцем стене дома, и смотрел на другие лица, проплывавшие мимо меня по Пятой авеню, и жалел, что у меня недостает духу поднять фотоаппарат и впрямую, не скрываясь, запечатлеть некоторые из этих лиц. Что думали они, эти жители 1912 года, шаркая или топоча подошвами своих кожаных ботинок? Кто они были? Люди иных эпох не могут быть точно такими же, как мы, если не считать забавной одежды. Эти лица были совсем другими, даже у детей - лица, вылепленные мыслями, событиями, чувствами - всем, что составляет уникальное и неповторимое течение эпохи. Так что же они говорили мне, эти лица? Мне думалось, что они... безмятежны. Что большей частью они бодрые, с широко открытыми глазами - лица людей, которые осознают нынешний день и наслаждаются им. И... что еще? Было ведь что-то еще. Да, решил я, на лицах нет испуга. И почти ни у кого - тревоги. И ни в одном лице я не нашел злости. Эти люди, которые шли мимо меня по Пятой авеню, по своему миру и времени, казались мне уверенными и в мире и во времени. Я-то знал, что они ошибаются, что лишь считанные годы осталось существовать этому славному безмятежному миру. Если только... Но мне казалось абсурдным, что я вообще смогу как-то предотвратить грядущее.

А сейчас мне навстречу шагало чудо средних лет, завсегдатай бульваров, щеголь до мозга костей с усами а-ля кайзер Вильгельм, в серых полосатых брюках, черном пальто с бархатными отворотами и воротником, массивной золотой цепочкой часов, тростью с серебряным набалдашником и в блестящей шелковой шляпе. Я пошел было навстречу

ему, принуждая себя нацелить фотоаппарат и запечатлеть это чудо, но так и не сделал этого. Не смог. Того и гляди, меня поразило бы молнией и убило на месте.

Но когда он прошел мимо, направляясь на север по Пятой авеню и с прекрасной небрежностью помахивая тросточкой, я повернулся, чтобы сфотографировать его, однако выждал секунду, настраивая фотоаппарат, потом притворился, что снимаю своего щеголя, а вместо этого щелкнул чудесных щебечущих девочек. Да, черт побери, девочек! Конечно, это были молодые женщины, но иногда сказать «девочки» еще не значит назвать их детьми. Английский язык трудолюбив, и значение любого слова в нем может изменяться в зависимости от контекста. А сравнивать использование слова «девочка» в смысле - «молодая женщина» с южной манерой называть чернокожих «мальчиками» бессмысленно и попросту глупо.

Ну ладно, ладно, замнем. Ну да, все в порядке. Одна девочка на фото - в пальто в бело-зеленую полоску, молодая женщина посередине - в темно-бордовом платье, а третья - зовите ее как хотите - в наряде бутылочно-зеленого цвета. Она заметила меня, когда я делал снимок, - а я заметил позади них еще одного любителя наблюдать за женщинами.

Где же ты, «Школа и пансион преподобного С.Х.Гарднера и миссис Гарднер для юных леди и джентльменов»? Исчезла бесследно. Джулия порой поговаривала о том, чтобы отдать туда Вилли, да я не соглашался.

Чем дальше я шел, тем явственнее изменялась Пятая авеню. Все больше и больше попадалось на глаза магазинных витрин. И объявлений «Сдается квартира», подобных тому, которое я запечатлел, потому что помнил, что дом с геральдическими львами принадлежал богатой семье. Это было немного грустно, но затем я заметил впереди, на Сорок четвертой улице, нечто, что заставило меня поспешить и взглянуть поближе, что же это такое. Я перешел Сорок четвертую улицу, довольно ухмыляясь, и использовал предпоследний кадр на то, чтобы увековечить чудесное зданьице, похожее на свадебный торт. Что же это может быть? Я должен был это узнать и перешел наискось Пятую авеню, миновав полицейского. А потом, стоя у лестницы, укрытой навесом, я увидел сверкающую бронзовую табличку с надписью «Дельмонико» и двинулся дальше к центру города. И тут чья-то рука коснулась моего плеча, и женский голос за моей спиной произнес:

– О, вот так встреча! Вы пришли на лекцию?

Я обернулся - на меня из-под огромных, как колесо, полей бледно-голубой шляпы смотрела Джотта. Она улыбалась мне, и я улыбнулся в ответ.

– Ну и ну!
– проговорил я немного туповато.
– Что это вы здесь делаете?

– Слежу за вами, что же еще? Вы намерены войти?

У кромки тротуара непрерывно собирались женщины, по большей части пожилые или средних лет. Они выходили из лимузинов, такси или экипажей - причем лимузинов было куда больше, чем такси. Хлопали дверцы, тарахтели маломощные моторы отъезжающих машин.

– Ну... я не знаю, - замялся я. Теперь сюда подходили молодые женщины, источая чарующий аромат и смеясь, такие очаровательные в своих огромных шляпах, и то и дело мелькали их тонкие лодыжки, когда они приподымали подолы юбок, поднимаясь по ступенькам. И большинство из них, а самых хорошеньких и вовсе всех без исключения, сопровождали молодые и моложавые мужчины, каждый, черт бы их побрал, не меньше восьми футов ростом.

– Ой, да не мешкайте вы!
– воскликнула Джотта, и ее рука на моем-локте решительно подтолкнула меня вперед.
– Эта лекция будет вам весьма полезна!
– добавила она, улыбаясь одной ей известной шутке.

– Ладно, - сказал я, и мы двинулись вверх по лестнице.
– И что именно будет мне полезно?

Джотта кивнула на огромную афишу, стоявшую позади широко распахнутых дверей на пюпитре из позолоченного бамбука. Края афиши были обрамлены нарисованными листьями плюща, а искусно сделанная надпись сообщала: «Комитет миссис Чарльз Генри Израэль по развлечениям и организации досуга трудящихся девушек представляет показы танцев профессора Дюрье. Начало ровно в 10:00». Теперь я понял, почему веселилась Джотта, и заметил: