Между Амуром и Невой
Шрифт:
Яков растерянно опустил руку с револьвером, затравленно обернулся. Тут из-за экипажа вышел Лыков и сильным ударом ноги сзади подшиб Коське коленный сустав. Тот охнул и опустился левое колено; голова его при этом оказалась на уровне лыковского плеча. Алексей, не мешкая, ударил его с разворота в висок, вложив в кулак весь свой вес.
«Первый на Москве богатырь» даже не застонал. Его повело в сторону, он навалился на переднее колесо, обнял, словно лучшего друга, и затих, как заснул. Алексей оглянулся на Челубея: тот стоял бледный, с дымящимся «смит-вессоном» в руке, и смотрел на поверженного великана.
Лыков шагнул к кучеру и дернул его за продырявленную в двух местах полу чапана. Под ним, нашитые на поддевку, обнаружились блестящие латунные иконки
За кожаной полостью раздался знакомый щелчок. Лыков прыгнул к Челубею, схватил его за загривок, мощным рывком пригнул к земле и пригнулся сам. Из утробы коляски раздались выстрелы, и два заряда волчьей картечи пролетели над их головами. В портерной послышались крики и стон. Питерцы выпрямились и заглянули в коляску. За обрывками полости обнаружился Анчутка с двуствольным обрезом в руках, с испуганными, ошалелыми глазами.
— Привет вам от Анисима Петровича, — вежливо сказал Челубей и выстрелил московскому «королю» в лоб.
Тут только раздались голоса и топот множества ног снизу, из подвального выхода «Ада». Лыков и Челубей бросились туда. Алексей взвел свои револьверы и осторожно заглянул на лестницу. На ее ступенях и дальше в коридоре столпился десяток человек из анчуткиной свиты, те, что смеялся над питерцами час назад. Сейчас, тесно сгрудившиеся в узком пространстве, стесняющие друг друга, они были беззащитны перед Лыковым, как стая куропаток на мушке у охотника. Алексей стоял над ними и всё не начинал стрелять: эти десять пар глаз живых ещё людей, смотрящих на него из своей ловушки снизу вверх, мешали ему нажать на спуск. Некстати он вспомнил и про разрывные пули, и опустил оружие. Возможно, анчуткинцы так бы задом-задом и ретировались в свой подвал, но у кого-то сдали нервы. С их стороны раздался выстрел и пуля чиркнула Алексея по волосам. Он нажал на оба курка сразу… В несколько секунд Лыков разрядил барабаны в мечущуюся внизу толпу. Все заволокло дымом, из которого доносились крики и стоны поражаемых. Яков тоже стрелял. Когда закончились патроны, они с Челубеем быстро, почти бегом, двинулись вверх по Грачевке, на ходу перезаряжаясь. Отошли на пятьдесят саженей и только тогда оглянулись. Лежала мертвая лошадь, мертвый кучер обнимал колесо своего экипажа. Из «Ада» так никто и не вышел.
— Да, — вымолвил сдавленным голосом Челубей. — Как ты тогда сказал нашему Ваньке? «Еду, еду, не свищу, а наеду — не спущу!»…
Поплутав быстрым шагом десяток минут по Грачевке и Колосовому переулку, они сели на извозчика и велели ехать в Хамовники. Надо было быстро забрать вещи и где-нибудь укрыться до вечера. По пути решили: заметать следы будут как следует. Доедут на перекладных до Царицыно — первой станции Московско-Курской дороги, и там уже сядут в поезд до Молоди.
Челубей и Лыков вошли в трактир постоялого двора, внимательно огляделись. Обычная картина. Сидят артельщики, пьют кто чай, кто портвейн. В углу три еврея с пейсами мастерят очередную «дуру»: в мездру дешевого польского бобра вшивают седые волосы енота, чтобы продать потом за дорогущего камчатского бобра. Под лестницей четверо, по виду рабочие, азартно режутся на бильярде. Все вроде бы спокойно.
Два пожилых еврея с головой ушли в работу, а третий, молодой парнишка, со смышленым и улыбчивым лицом, волынит. Нет бы учился у старших, постреленок, так нет: крутит башкой по сторонам, ворон считает. Посмотрел мельком и на Лыкова, вроде бы без интереса, и вдруг, на какую-то долю секунды, поднял глаза вверх, на потолок. Потом отвернулся, уставился в окно, но Алексей его понял.
Он попридержал Челубея, уже направлявшегося к лестнице, и сказал со значением:
— Посмотри вот пока, как люди играют, поучись, а я быстро. Хозяин! где тут у вас ретирадное место?
Триандафилов молча кивнул в конец залы на маленькую дверь. Вид у него напряженный… Челубей, похоже, смекнул, в чем дело. Сунув руки в карманы, он с беззаботным видом стал возле
По пути в уборную Лыков бросил в чрево оркестриона гривенник и крутанул ручку. Старенькая машина с хрипом и свистом громко затянула «Аскольдову могилу». Отлично! Коридор уборной отделялся от черной лестницы на второй этаж крепкой на вид перегородкой. Алексей подошел, налег плечом, и вершковая доска почти беззвучно вывалилась на лестницу. Хрип оркестриона заглушил шум. С трудом протиснувшись в щель, Алексей тихо поднялся наверх, подошел к двери их комнаты, прислушался. И через минуту расслышал внутри шорох. Понятно…
Так же бесшумно Лыков прошел по коридору до парадной лестницы и, уже не таясь, спокойно спустился по ней в зал. «Бильярдисты» старательно расставляли шары и косились на дверь нужника, поджидая его оттуда. Алексей зашел сзади и тронул один из шаров.
— Э, э! Положь кле! [71] — крикнул лохматый, оборачиваясь. Удивиться он уже не успел: Алексей цапнул его за затылок, так же ухватил второго и с силой столкнул их лбами. Старый и хороший прием, только делать его надо очень быстро… Двое других взялись было за кии, но Челубей мгновенно повалил их своими могучими руками на стол и крепко прижал, удерживая за глотки. Те хрипели, сучили ногами, потом один вытянул из кармана нож, но ударить не успел: Алексей перехватил его руку и держал. Через минуту лица «игроков» посинели, конечности обмякли. И Яков пожалел их — не додушил. Бандиты едва шевелились, ловя воздух бескровными губами; раньше, чем через четверть часа, не очухаются.
71
Кле — любая вещь (жарг.).
— Пошли отсюда, — приказал Алексей.
— А вещи, деньги с документами?
— В номере засада.
Триандафилов стоял за стойкой ни жив, ни мертв, артельщики застыли со стаканами в руках. Старики-евреи шустро залезли под стол при начале потасовки, а парнишка, подавший Алексею спасительный знак, восторженно смотрел на них во все глаза. Лыков незаметно подмигнул ему, и мальчишка совсем расцвел; поди, читает Пансоса дю Тейрайля…
Они быстро выскочили на улицу. Прямо у входа стоял калибер без таксометра с извозчиком без номера. Лыков за бороду выкинул его на мостовую, и питерцы лихо умчались в сторону Сокольников.
Глава 10
Гость из прошлого
Промчавшись версты с три, Алексей выехал на какой-то пустырь, поставил калибер за сарай и обернулся к Челубею. Тот смотрел настороженно и как-то отстранено.
— Яков! Ты понимаешь, что они нас там ждали?
— Понимаю.
— А как это могло случиться, если мы грохнули Беспятого за полчаса всего лишь до этого?
Недашевский отвел глаза.
— Это что, Лобов твой нас разменял? Таков он, выходит?
Челубей потеребил щегольской ус, подумал немного и вдруг повеселел.
— Нет, Алексей, не может того быть. Лобову, конечно, на нас всех плевать с Ивана Великого; понадобиться — любого спишут без разбора. И ты должен отдавать себе в том отчет… Но пока мы ему нужны позарез, чтобы одно дело обстроить. Я тебе уж рассказывал: нам готовят командировку в Сибирь. На Амур, в республику золотоискателей на реке Желтуге, откуда Анисим Петрович шихту закупает. И оттуда предстоит пройти по следу пропавших «фельдъегерей», понять, куда они делись, кто их перехватывает. Поездка очень опасная, нам за нее столько денег дадут, что потом можно на покой уходить. Если живые вернемся… Я вот посмотрел сейчас, как ты с анчуткиной охраной управился, или с этими… бильярдистами. И скажу тебе так: у Лобова в отряде подобных людей нет. Есть мы с Пересветом, самые опасные там на сегодня, да ты поопасней нас будешь. Может, даже обоих, вместе взятых. А не в нынешнем положении Лобова нами с тобой бросаться. Может быть, потом, после Сибири, но не сейчас.