Между ангелом и бесом
Шрифт:
Закончив наконец-то водные процедуры, Самсон и Бенедикт подсели к костру.
— Ну что, лучше пахнет? — спросил Рыжий принц.
— Лучше, — ответил Гуча. — Пахнет так, будто кто-то под елкой нагадил! — Физиономия ангела вытянулась, он хотел было вскочить, чтобы снова бежать к реке, но черт остановил его и примирительно сказал: — Не напрягайся, запах сам выветрится. Давайте ужинать и спать, утро вечера мудренее. Парфюмеры!
Поели быстро. Уснули тоже быстро.
Утром Гуча по праву старшего в отряде растолкал молодежь, и компания отправилась дальше.
Пейзаж менялся с невероятной быстротой. Исчезли елки и осинки. Зеленая сочная трава сменилась сухой степью. Солнце, казалось, задалось целью сжечь всю округу, испепелить все живое, все, что движется, колышется, растет.
Вспотевший Самсон едва передвигал ноги. Ему, привыкшему к прохладе предгорий, было непонятно, как можно жить в таком пекле.
— Гуча,— просипел он,— я здесь не женюсь.
— Это еще почему? — спросил тот и удивленно поднял брови, увидев, как вор достает из кармана волшебный платок. Гуча сунул руку в свой карман — пусто.
— Климат не подходит. Мне бы сейчас бочку ледяной воды...— Самсон отер пот со лба и махнул платком в тщетной надежде организовать ветерок.
Одновременно с этим движением и словами в воздухе материализовалась огромная деревянная бочка. Она плавно опустилась вниз, на обессилевшего принца. Вода, надо сказать, действительно ледяная, выплеснулась на ошарашенных спутников неосторожного воришки. Ангел и черт тупо смотрели на подарок платка-самобранки. Гуча попрыгал на одной ноге, вытрясая воду из уха, а Бенедикт вытер лицо ладонями. Под бочкой величиной с хорошую цистерну тихонько лежал Самсон. Лишь слабое шевеление пальцев оставшейся снаружи руки говорило о том, что он еще жив.
— Ну и как его из-под нее достать? — Бенедикт почесал ангельский затылок.
— А надо ли? — вопросом на вопрос ответил Гуча.— Напишем отчет, мол, погиб смертью храбрых. Утонул в пустыне при наводнении. Всплакнем не много — и забудем. Слышишь, отморозок? — Рука Самсона слегка шевельнулась.
— Слышит, жить-то хочется, а когда говоришь, что воровать нехорошо — он сразу глухим прикидывается.
— Да ладно тебе, Гуча, потом нотацию ему прочтешь. Помоги эту громадину с места сдвинуть. Задохнется ведь, бедненький!
— Этот не задохнется, он найдет и где воздуху украсть! — Возмущенный черт налег на шершавый, плохо обтесанный бок бочки и толкнул. Та не двинулась с места.— Зачем так жадничать, попросил бы ведерко — и душ хороший, и не убьет.
— Он не подумал,— вступился за
— Вот и я про это же говорю, подумать бы не мешало! — Гуча присел на корточки и уставился в одну точку. Этой точкой оказался платок, который все еще сжимала посиневшая рука страдальца. Черт с трудом разжал онемевшие пальцы Самсона и вынул из них волшебный предмет.
— Спасибо за воду,— Гуча встряхнул платок,— но нам нужно было поменьше — ведерко, например, а эту громадину забери.
Трехэтажная емкость для воды исчезла, оставив на песке идеально круглый след с распластанным Самсоном посередине. Сердобольный Бенедикт кинулся к другу. Тот слабо пошевелился, шумно втянул воздух, закашлялся и наконец сел.
— Что это было? — просипел он, выплевывая песок.
— Ошибка природы, а вот еще одна, кажется,— ответил Гуча, наблюдая, как тяжелое, опять-таки деревянное ведро опускается на многострадальную голову Самсона.
— Ну и шуточки у тебя.— Ангел укоризненно покачал головой.— А как же заповедь «Не навреди»?
— Вот загнул, ну какое, к черту, у чертей «не навреди»? — пошутил Гуча и сам же рассмеялся своей шутке.— У меня же специализация — мелкие пакости!
— Да ну тебя,— отмахнулся Бенедикт, опять помогая вору подняться.
Самсон открыл глаза, посмотрел мутным взглядом на друзей и спросил:
— Что это было?
— Кара Господня! За воровство, наверное. Вот ты волшебный платок стянул, думал себе присвоить, за это и пострадал! А ну выверни карманы, недоносок!
— Гуча ты что, да как ты мог про меня такое подумать? Да я же за вас жизнь отдам! Да чтоб я...
— Кончай базар! Раздевайся! — грозно приказал черт.— У своих воруешь, как не стыдно?!
— Берите, все берите.— Самсон, шмыгая носом, принялся снимать с себя разноцветные тряпки.
Гуча, не обращая внимания на хныканье, деловито выворачивал карманы, а Бенедикт, онемев от удивления, молча смотрел на растущую кучу украденных вещей.
Что только не выложил черт на раскаленный песок! И перстень отшельника, из-за которого воришка уже один раз пострадал. И две драгоценные бутылки трактирщика Джулиуса. И маленькую книжечку в красном кожаном переплете. И мешочек золота с разбойничьей телеги.
Гора предметов росла, а Гуча продолжал трясти одежду Рыжего, многообещающе поглядывая на красного (не от стыда, а с досады) вора. Он извлек на свет божий небольшую шкатулку с печатью «Приданое принцессы». Шкатулка была зверски взломана, из-под крышки торчали мятые листы бумаги, видимо, это была просто опись.