Между честью и истиной

Аусиньш Эгерт

Дейвин прошипел нечленораздельное, ловя дрифт на обледеневшей дороге, и, вывернув на Лесной проспект, ответил на вопрос.

– Ваши обезболивающие, Иван. После смерти Гаранта маркиз доработался до мигреней в считаные дни. Мы много можем, но дорого платим за дерзость. Позволить себе признать болезнь и отказаться работать маркиз не мог. Вот результат. Мы нашли почти труп, когда прибыли. Князь провозился с ним три дня...

– А, поэтому его смотрел нарколог?
– подполковник качнул головой.
– А мы-то подумали...

–

Кто же вас знал, - вздохнул Дейвин, - что вы тут одурманивающим снимаете боль. Ему не помогло, конечно.

– Вы так не делаете?
– удивился Иван Кимович.

– Боль - это боль, а ясность сознания - это ясность сознания, - пожал плечами Дейвин.
– С тем же успехом можно лечить сломанную кость водкой.

Он еще раз вздохнул, вспомнив про Дину Воронову, и добавил:

– И сломанную жизнь, кстати, тоже. Болит так, конечно, меньше, но ведь и не заживает...

Четырнадцатого января в полдень Дейвин приехал за Диной в клинику Бехтерева на служебной машине администрации. Выписывать пациентов начинали с часа дня, но у него была назначена беседа с ее лечащим врачом. Строгий мужчина с бородкой и в очках встретил его кивком и сухим приветствием.

– Итак, - сказал Дейвин, садясь на стул для посетителей, - вы обещали рассказать, как сделать так, чтобы это не повторялось.

– Вы вряд ли сможете сделать так, чтобы это больше никогда не повторялось, - заметил врач, - но в ваших силах отсрочить следующий эпизод.

Ему не следовало говорить такое Дейвину да Айгиту, любителю сделать невозможное. Это был однозначный вызов, но граф лишь наклонил голову, показывая, что слушает.

– Прежде всего, позаботьтесь о полном изменении круга ее общения. Понимаете меня? Полном.

– То есть ни друзья, ни родственники, ни один знакомый ей человек не должны с ней общаться?
– уточнил Дейвин.

– Именно так, - подтвердил врач, - если вы не хотите нового срыва. Кроме того, никакие детали режима ее жизни не должны напоминать ей о привычном.

– Это будет легко, - уверенно сказал граф.
– Она уедет жить в Приозерскую резиденцию наместника, работать ей предстоит там же. За ее режимом проследят, за нагрузкой тоже. Но я могу знать, почему это так?

– Можете, - разрешил врач.
– Видите ли, алкоголизм и наркомания очень редко бывают личным выбором человека. Как правило, зависимость указывает на то, что человек очень не хочет признавать ненормальность положения дел в семье или на работе, но не может не чувствовать проблем и списывает все на собственную негодность. А дальше...

– То есть это такой способ хранить верность?
– уточнил Дейвин.

– Да, негодному партнеру, - врач коротко усмехнулся, - или сеньору, что вам лично ближе, я не знаю.

– Неважно. Есть что-то еще?

– Да, конечно. Следите за тем, чтобы жизнь больной была размеренной и при этом достаточно

наполненной. Чтобы ей было некогда задуматься и заскучать, но и нечего испугаться.

– Почему вы называете ее больной?
– удивился Дейвин.
– Разве она не выздоровела?

– У этой болезни не бывает выздоровления, - строго сказал врач.
– Мы можем говорить о более или менее длительной ремиссии, но следующий срыв всегда губительнее предыдущего, и чем больше их было, тем выше вероятность следующего эпизода. Какой-то всегда бывает последним.

– Значит, пожизненно, - кивнул Дейвин.

– Ну, не обязательно, - вдруг улыбнулся врач.
– Обычно для устойчивой ремиссии хватает трех лет, дальше человек способен справиться сам и держаться достаточно далеко от провоцирующих срыв обстоятельств. Но если она опять попадет в подобные условия...

– Все начнется снова, - кивнул Дейвин.
– Но что стало причиной для Дины? Я должен знать, от чего ее ограждать.

– Она прежде всего слишком хорошая дочь слишком наивной и беспомощной матери, - вздохнул врач.
– И чувствует себя виноватой за то, что не способна защитить и обеспечить мать. Ее несостоявшийся брак, конечно, тоже фактор, но в первую очередь дело в отношениях с родителями.

– Ах, вот как...
– Дейвин медленно наклонил голову.
– Что же, я, наверное, знаю, что с этим делать.

Он действительно знал. Пообщавшись с Алисой четыре года и с другими лидерами Сопротивления три месяца, он заметил, что хуже всего с чувством самосохранения и желанием жить дела обстоят именно у тех, кто умеет нести ответственность за благополучие родителей. А заодно братьев и сестер, если они есть. Так что то немногое, что остается им от собственной жизни, они предпочитают отдать нуждающимся или желающим, потому что не знают, как еще собой можно распорядиться.

– Тогда удачи вам, - сказал врач, прерывая его размышления.
– По коридору прямо до поста, там спросите.

У поста медсестры спрашивать ничего не пришлось, там сидела Дина с потерянным видом и с немногими вещами в матерчатой сумке, стоявшей около ее ног.

– Добрый день, Дина, - светски улыбнулся Дейвин.
– Пойдем, машина внизу.

– Аа...
– растерялась она.
– А разве я не домой?

– Нет, мы сейчас едем в Адмиралтейство, оттуда по порталу уходим в Приозерскую резиденцию наместника, я показываю тебе твои апартаменты и другие необходимые помещения, знакомлю тебя с виконтессой да Сиалан, и мы занимаемся введением тебя в курс дел. Прости, но домой ты попадешь очень не скоро. Нам нужен новый пресс-секретарь для спецподразделений. Это секретная работа. Могу пообещать два выходных в месяц, час в день на частное общение по телефону или сети, достойную компенсацию твоего труда и единоразовую денежную помощь твоим родителям в размере двух твоих окладов. Вставай, пойдем.