Между добром и злом
Шрифт:
Соня не стала останавливаться, она напротив побежала быстрее, держа ладони вытянутыми на уровне бёдер. Каждый стук сердца отдавался в висках, мозжечок стал лихорадочно собирать магическую энергию, которую в патовой ситуации бес отдавал вдвое больше. Она просто пылала от огня внутри себя! Лава растекалась по её венам! Вскоре пламенный поток, двумя струями, из небольших едва видимых шариков в ладонях, оставлял след за девушкой; чаща вновь вспыхнула ярким факелом.
Герои старались не потерять друг друга из виду, ведь в противном случае, им придётся выбираться в одиночку, а как известно восемь голов — лучше, чем одна! План Крузаны был успешно реализован, за их спинами пламя охватило кроны деревьев, а двое преследователей потерялись в угарном дыму.
Один из ангелов зашёл с левой стороны, видимо удачно использовал крылья, набрал достаточную скорость для обгона и толкнул Марко, сбивая того с ног; сердце Колосса упало наземь, к нему протянул руку второй небесный лик, но по этой же руке прошлась сталь Бэма; vir проворно рассёк вену, проскакивая между противников и когда тот инстинктивно обернулся, Клаус со всей силы рубанул того по голове; шлем смягчил удар, но небесный лик, как бы то ни было, припал на землю, а артефакт оказался в руках Курьёза; Крузана подняла на ноги Марко; теперь corvus едва мог ступить хоть шаг.
Aries был преисполнен решимостью, ему будто передалась мотивация авантюристов. Пусть юный герой не осознавал всю важность артефакта у себя в руках, но он проворно не отдавал его ангелу, пытающемуся сцапать убегающую жертву. От ударов меча небесного лика, Курьёз уворачивался, резко тормозил и убегал в противоположном направлении. «Не беда если они меня потеряют. Я то их найду!» — думал себе житель леса; это было правдой.
Вскоре герои выбежали (следует отметить здорово навернувшись со склона) на уже знакомую местностью: тот самый ручеёк. Крузане в прямом смысле пришлось брать vir себе на плечи и переносить как мешок с мукой. Он был тяжёлым — очень тяжёлым — и всё-таки клятва авантюристов не давала ей совершить подлость. С вышеупомянутого склона Марко скатился калачиком, а за ним проскользила женщина, обнаружив весь отряд в сборе; те переводили дух, наблюдая за стеной пламени, что огненными язычками устремлялись ввысь.
Внезапно для всех Бенджамин изъяв стрелу из колчана и прицелившись отпустил тетиву; снаряд попал точно в глазницу ангела, спасая Курьёза от поднятого позади меча. Юноша добрался до спутников, кинул сердце в сторону Крузаны; его ловко подхватил Ричи, пока наставница осматривала вновь открывшиеся раны corvus.
— Срань Господня, всё очень плохо, очень плохо.
Читатель без труда может проследить состояние Марко исходя из недавних событий. После того как vir сбежал от ангелов унося с собой сердце Колосса, он едва был способен передвигаться, но всё-таки нашёл в себе силы на ещё один рывок. Сейчас никаких запасов в резерве не осталось; смерть нависла над ним и очи его стали стеклянными.
— Помер… — резюмировал Клаус, но не тут то было; Марко моргнул; носовые подушечки под клювом выдували воздух, губы едва двигались, хотя и были открыты. — А нет, живой.
— Нужно что-то предпринять! — кричала Ина, всё в грязи и саже. — Нельзя здесь оставаться, они найдут нас.
— Знаю! — отвечала Крузана — Нужно…
— Можно уйти вниз по реке. — Внезапно для всех (пора бы к этому привыкнуть) заговорил Курьёз, пальцем указывая по направления ручейка.
Да разве это река, глупый? Можно было задать такой вопрос, но это была правда; далее тоненькая струя ручейка, входит в большой приток, выходящий за пределы пущи. Пожалуй это был единственный выход, где ангелы не стали бы караулить. Решения приняли быстро. Перед тем как двинутся в путь, напились водицы и взвалив на свои плечи Марко (ношу взяли Клаус и Бэм) двинулись в путь. Соня кинула прощальный взгляд, наполовину наполненный печалью, на огненную стену позади и поплелась за соратниками. Их дорога обещала быть долгой.
***
Перенесёмся во вчерашний день и отправимся вместе с тринадцатью десятками молодых и старых, смелых и трусливых, крепких и вялых, верующий в злать или верующие в Господа, бойцов, за пятью всадниками облачёнными в фиолетовые тона, то были цвета Милрита, цвета королевы, цвета королевства! Мы станем
Устремим свой взор на Фреденбенга, на его идеальную осанку, на то как молодой человек держится в седле; тело его закована в стальные латы, под ними висит пузырёк со святой водой, к узде пристёгнут полуторный меч, болтающийся в такт животному; с двух сторон его окружают члены «Пятёрки из Милрита». Не передать словами восторг юного барона, который к своим двадцати пяти годам пусть и сколотил вполне неплохое состояние, однако был беден на иные подвиги. Ну уж теперь все станут говорить о нём! Каждый бард запоёт песнь о его похождениях и будет в поэтических строках передано волнение перед боем, длинный путь занимающий более трёх суток и как итог, битву на рассвете, где свет восторжествует над тьмой, нечисть падёт к ногам праведников.
За пятью всадниками двигались несколько возов со снаряжением, и пусть наёмничьим силам давали возможность отдохнуть, всё-таки шли в спешке. Такими темпами они доберутся до цели, примерно к завтрашнему утру, что было на руку баронам. Восседая на своих лошадях, они не замечали всадника, что скачет по их душам. А вот мы его приметили и держим, как говорят, под прицелом, не спуская глаз с расплывчатого пятна на горизонте. Кто же он такой? Задаёмся мы вопросом и ответ на него найти не можем. Ну да и пусть с ним, скачет и скачет, быть может в тот же самый Генбург направляется? Да нет же! По всей видимости цель, его именно эта колонна, только эти бароны. Да кто же он такой?!
А тем временем отряды снова затянули свою песнь, сочетающую в себе лёгкий мотив и дурные слова, потому мы не станем им подпевать и отметим радужный настрой идущих, их боевой задор и будто бы предрешённую победу. Но как это часто бывает, победа принимает форму змеи и очень изворотливо уходит из-под рук. Шли как победители, но вернуться могут проигравшими, а быть может и не вернутся вовсе.
***
Каждый из нас оказавшись узником своих страхов, заточённый в четырёх стенах, вынужденный оставаться без солнечного света, рано или поздно изменится до неузнаваемости. Вас станут пугать голоса родни, шугать шорохи, а крысы уже не покажутся столь омерзительными, ведь они передвигаются на своих маленьких лапках, точно как вы на четвереньках, ведь так вас сложнее обнаружить. Они едят отбросы, вас приманивает кусок хлеба, который вы жуёте без особого энтузиазма. Клац-клац, челюсти работают, но мысли их хозяина далеки отсюда; они принимают форму птиц и устремляются за линию горизонта, в край невидимый, незримый нашим очам. Проходят дни, минуют ночи, но в вашем помещении со скудной меблировкой время кажется остановилось и лишь тоненький голосок за стенкой, напевающий мелодичную песенку может предупредить о сумерках, ведь перед сном девушка всегда поёт и голос её будто бы лики херувимчиков, такой же чистый.
Все эти строки ничто иное как попытка показать читателям будничность Витае, как бы надеть на наших слушателей его шкуру, конечно в переносном смысле этого слова. Теперь, когда мы дали понять мучения мужчины, следует указать их корни. Если стебельки прорастают из земли, то страхи барона брали начала из глубокого в прошлом, которое иногда настигало его во снах. В такие моменты он кричал, а перекошенное лицо Сизика с гримасой презрение подобно флёру, ещё некоторое время застилало взор хозяина Генбурга.
Сожалел ли он о содеянном? Конечно. Но не с точки зрения убийства товарищей, а по причине своего заточения. Представьте себе, барон верил в предсказания ворожеи, и теперь боялся даже нос высунуть на улицу в разгар дня. Впрочем, привычка оставаться в четырёх стенах прогрессировала до следующего уровня и теперь даже ночь вызывала у мужчины приступ паники, ибо звёзды на небе — ангелы, всегда летают над его головой. Если бы он сумел вернуться в прошлое, то непременно стал бы блюсти договор рыцарей и никаких «кусков побольше» отрывать от общей доли не стал.