Между двух миров. Школа выживания
Шрифт:
Когда я встала возле стола, он сделал вид, что не заметил моего появления. Пришлось постучать двумя пальцами по столешнице, чтобы привлечь внимание. Парень скосил глаза.
– Чего тебе? Кабинет кройки и шитья дальше по коридору.
– Так ты оттуда выбрался?
– Настроение было под стать погоде, такое же паршивое.
– Я адепт по обмену.
– Надеюсь, обмен был не с факультетом изящных искусств?
– С Королевской Академией, - козырнул он элитарным учебным заведением.
– Послушай, адепт по обмену, ты тут товарищ новый и пока не знаешь, что у нас не принято
– А здесь подписано?
– ухмыльнулся новенький и указал на свитки: - В этой хрени много мелких деталей и еще больше рун, а у меня со зрением не очень. Нужен свет, а стол у окна.
Только-только лаборатория гудела, как за спиной наступила звенящая от любопытства тишина.
– Не подписано, говоришь?
Понимая, что поступаю по-детски и рисуюсь, прямо пальцем я вывела на столешнице «Лерой». Метка, какая обычно стояла на всех придуманных мной артефактах, угрожающе вспыхнула голубоватым свечением, заставляя парня поморщиться. На деревянной поверхности остался выжженный росчерк.
– Лерой?
– фыркнул нахал, начиная раскачиваться на стуле. – Карамелька, ты серьезно?
– Ты меня сейчас конфетой обозвал? – изогнула я брови.
– Все знают, что Лерой – парень.
– Да неужели?
Умник по обмену качался на моем почти колченогом стуле и всем видом напрашивался на неприятности. Не устояв перед соблазном, я ударила ботинком по давным-давно болтавшейся ножке, сама же за два года и расшатывала. Раздался хруст и, нелепо взмахнув руками, парень с грохотом кувыркнулся на спину. Воздух содрогнулся от отборных ругательств. Народ загоготал, как сумасшедший. Пока побежденный противник ковырялся на полу, я по-хозяйски плюхнула сумку на стол, невольно смахнув пару деталей.
– А я предупреждал! – радовался кто-то из артефакторов. – Предупреждал его, что Уварову перекашивает, когда этот стол занимают!
– Копец тебе! – рявкнул адепт, сгребшись с пола, но тут вмешался староста группы, видимо, уставший от клоунады. Он перехватил руку новичка и процедил:
– Остынь, придурок, и свали на другое место. Достал уже.
– Пусть она уходит!
– Подписи не видишь? – фыркнул староста, кивнул на только-только остывший росчерк.
Некоторое время парни таращились друг на друга, словно коты, готовые драться за территорию, хорошо без воинственного шипения. Вырвавшись, новичок зло цыкнул в мою сторону, со звоном ссыпал детали в шкатулку и, теряя по дороге свитки, переместился за соседний стол. И вроде отступил, но окончательно испоганил и без того отвратительное настроение.
Я прекрасно знала, что в гневе не стоило браться за магию – все равно или не получится вязь, или придется переделывать, однако из упрямства (зря, что ли, устроила переполох) вытащила из стола ящичек с деталями. За спиной перешептывались парни, и приходилось делать вид, будто на меня напала внезапная глухота.
– Все девушки раз в месяц на людей кидаются.
– Почему?
– Создайте тишину! – не оборачиваясь, рявкнула я.
– Видишь? Даже такие тихони, и те звереют.
– Может, называть ее «буйная Лерой»?..
Те люди, кто считал, будто склоки
Стараясь справиться с раздражением, я заставила части миниатюрной конструкции подняться над столом и попыталась их соединить в правильный узел.
– Она Голубая кровь? – зашипел кто-то из новеньких.
– А ты думал, они только в Королевскую Академию поступают? – отозвался другой.
– Так они, правда, светятся? Охренеть!
Детали со звоном осыпались на стол. Застонав, я растерла горящее лицо ладонями.
– Заткнитесь, дамы!
– рявкнул староста. – Учиться мешаете!
Встретившись с ним взглядом, я благодарно кивнула.
Части снова поднялись в воздух. Они перемещались под разными углами, отскакивали друг от друга, точно однополярные магниты. Руны, нанесенные на поверхность, сплетались в вязь, никак не желавшую пробуждаться. Я была готова сдаться, но вдруг у меня на глазах части стали заворачиваться буравчиком, быстрее и быстрее. Усмирить их не выходило, детальки сминались и крошились. Из символов вырывалось кроваво-красное свечение, не имевшее ничего общего с Истинным светом.
– Проклятье! – прошипела я, начиная впадать в панику. Магия точно взбесилась. Любой пасс руками, не замедлял, а ускорял верчение и раскалял воздух.
Еще секунда, и детали разлетелись облаком черного пепла. Волна ударила мне в лицо, едва успела прикрыться. Пока я надрывно кашляла, народ зачаровано рассматривал кружение крупных хлопьев, похожих на черный снег…
Точно в полусне я добралась до кабинета университетского здравника. Первым делом, не успев умыться, отправила записку к Валентину, а потом долго терла лицо и руки щипучим хозяйственным щелоком. Часов в закутке, где стояли три узкие, застеленные простынями койки, не было, и время тянулось бесконечно. Казалось, мне пришлось прождать полдня, но когда Тин появился, даже занятие не успело подойти к концу.
Лучший друг ворвался в университетскую здравницу и, увидев меня, сгорбившуюся на кровати, остановился, точно прирос к полу. Выглядела я жалко, как бездомный котенок, случайно спасенный из пожара. Волосы и брови опалило, одежду посекло мелкими прожженными дырочками. Под ногтями чернели полумесяцы, отмыть грязь в ледяной воде не удалось.
– Лерой… - у Валентина сел голос, и он кашлянул прежде, чем спросить: - Ты ранена?
Чувствуя, как к горлу подступает комок слез, я отрицательно покачала головой.
– Ты в порядке? – тихо вымолви он.
И я снова покачала головой, а потом выдохнула:
– Нет.
– Ты написала в записке, что в лаборатории случился взрыв.
– Меня перестает слушаться магический свет.
– Самой стало страшно, как безнадежно прозвучал высказанный вслух приговор.
Тин побледнел, во взгляде появилось замешательство, как во время погребальной церемонии, когда сжигали тело моей матери. Костер полыхал, я рыдала, а Валентин не понимал, нужно ли что-то говорить или нужно молчать. И теперь он точно бы мысленно представлял меня, сгорающую в том самом пламени. Уже хоронил.