Между двух миров. Школа выживания
Шрифт:
– Вы пользуетесь мануфактурной моделью, - спокойно парировала я. – В прототипе мне удалось решить проблему веса, но это оказалось слишком сложным для массового производства…
Проклятье? Что я несу? Совершенно точно, когда я нервничала, как сейчас, мне стоило пить не валерьяновую настойку, а травки для немоты, чтобы уж из моего рта не вылетело ни одного ненужного слова.
– Извините, - краснея, пробормотала я и, взяв со стола стакан с водой, отпила маленький глоточек, но тут же поперхнулась, как назло.
Профессор понимающе улыбнулся.
–
– Забавно, что ваш коллега из Кромвеля провел такую же параллель, - нервно улыбнулась я.
И тут случилось совершенно неожиданное. Ловко управляя инвалидным креслом, профессор подъехал к горящему камину и, вытащив из кожаной папки все бумаги с моей историей болезни, швырнул их в огонь. Листы мгновенно начала темнеть и съеживаться, стремительно превращаясь в пепел.
– Что вы делаете? – Я точно приросла к дивану.
– Спасаю вам жизнь, милая барышня, - с мягкой улыбкой глянул на меня профессор и бросил в камин последнюю бумажку.
В кабинете на некоторое время воцарилась глухая тишина.
– Я знаю, в кого превращаюсь! – резко выпалила я, сжимая в кулаки ткань платья.
Он повернул голову и остановил на мне внимательный взгляд, выдержать которой оказалось – ох, как – непросто. Пауза длилась и длилась. От волнения в висках стучала кровь.
– Похоже, Валерия, у вас накопилось множество вопросов, и сюда вы пришли за ответами? – наконец, улыбнулся он.
– Да. – Наши глаза встретились. – Мне посоветовали ни о чем не беспокоиться и жить, как прежде.
– Вам сделали очень щедрый дар, позвольте заметить. Если параллельный мир, не дай Светлые духи, узнает о таких, как вы, то финал бывает невеселым.
– И как мне жить, если я меняюсь?
– Справедливый вопрос.
– В таком случае, вы расскажете? Объясните, почему они убивают таких, как я? Двуликих…
– Поразительно, вы только что произнесли это слово - «двуликий» - на чистом абрисском языке. Никакого акцента.
– Простите, я пока не различаю, когда использую их язык. Он звучит для меня, как теветский.
Профессор сложил пальцы домиком.
– Думаю, вы знаете, сколько обязательных ключей 1 в светлых рунах?
– Один, - машинально ответила я. – Ключ «свет».
– Верно, всего один, и он заставляет руну пробуждаться. Созидательная магия проста и понятна. Она легко подчиняется, особенно обладателям истинного дара, передающегося через поколения. Но темная магия изначально другая по природе. В основу любой темной руны закладывается семь ключей, и каждый из них важен.
– Семь? – Я невольно посмотрела на ладонь со шрамом. Руна «знание» выглядела простой, как пять медяков: квадрат и несколько изогнутых линий.
Сама не знаю для чего-то, я вытерла влажную
– Темная магия не любит небрежности, важен каждый ключ. Но разве может оценить эту важность человек, привыкший к простой и понятной магии света? Он не подчинит темноту, она слишком сложная. Последний двуликий, заявивший о себе в Абрисе, поднял из могил захоронение абрисских воинов. Возможно, он и не пытался создать армию живых мертвецов, но не справился с рунической вязью. Через ворота их перенесло в Тевет, кровавые последствия той авантюры вы изучали на уроках истории.
– Вы имеете в виду Десятилетнюю войну? – изумилась я.
Профессор кивнул.
Десятилетняя война началась именно с нападения зомби, оживших мертвецов, неведомым образом перебравшихся через границу из Абриса. Они налетели на мирный город на Третьем континенте, и за одну ночь сожрали почти всех жителей. На этом месте теперь чернели Выжженные пустоши, потому что остановить давно умершую армию вышло только огнем. Абрис объявили агрессором и ответили ударом на удар. Война, к слову сказать, закончилась ничем. Миры подписали соглашение о ненападении, разорвали дипломатические отношения и перекрыли границы.
– Тогда ясно, почему они нас недолюбливают… - пробормотала я со смешком. – Что ж, воскрешать мертвецов я точно не стану.
– Зато, какие можно создавать артефакты на основе темных и светлых рун, не находите?
– многозначительно изогнул брови профессор.
– Нахожу, - согласилась я, понимая намек профессора.
Что ж, соблазн отмести границы и запреты был велик. Но я не настолько жаждала славы, чтобы рисковать собственной головой.
– Вы что-то еще хотели узнать? – уточнил профессор.
– Да. – Я глубоко вдохнула, чтобы решиться. – Сердце Абриса… Что это?
На одно мгновение глаза Оливера Вудса расширились от изумления, но он быстро вернул самообладание. Видимо, железный контроль над эмоциями в клане Вудсов являлся одной из семейных черт.
– Думаю, бесполезно спрашивать, где вы услышали про Сердце Абриса?
– Так и есть, - согласилась я.
Полуулыбка на лице старика стала деревянной, будто высеченной резцом. Я видела, как он напряженно думает и перебирает в уме слова, точно продвигается осторожными шагами по истонченному льду.
– Это очень древняя руна, идеальное сочетание семи ключей, - наконец, прозвучал ответ-пустышка.
– И что будет, если эта очень древняя руна вдруг погаснет? – осторожно уточнила я, чувствуя, как сама мгновенно вступила на тот же самый лед.
– Изменения.
– Необратимые?
– Как знать…
В пугающей тишине профессор повернул обода на колесах инвалидного кресла и рывками вырулил к столу.
– Записей о вас, милая барышня, не осталось, а я страдаю ужасной забывчивостью. Все время забываю людей, которые сюда приходят, о чем они говорят, какие вопросы задают. Возраст, знаете ли.