Между двух стульев

Клюев Е.

Самое страшное для него – жениться, а любить и целовать он в крайнем случае согласиться может!

– Но она же спит! – иерихонской трубой возопил Петропавел. – Как же можно предлагать ей какой-то выбор – сонной?

– Спит, спит!.. – проворчал Слономоська. – Подумаешь, спит! Каждый спит! Проснется – опять уснет, ничего с ней не сделается. Вопрос, между прочим, для нее важен – не для нас! А не захочет проснуться – пусть так и спит, пока не подохнет во сне!

Петропавла, конечно, удивил такой тон в адрес невесты, но он сделал вид, что все в порядке.

– Есть

более серьезная проблема, чем ее сон, – озабоченно продолжал Слономоська. – Положим, будить ее будет Бон Жуан: мы ведь не знаем ее – вдруг она злая, как собака? – а он умеет разговаривать с любыми женщинами. Но вот в чем дело: как объяснить все это Бон Жуану, если он вообще не вступает в беседы с лицами мужского пола? Может быть, нам переодеться?

– Я переодеваться не буду! – немедленно заявил Петропавел: ситуация и так показалась ему достаточно идиотской – не хватало еще сложностей с полом!

– Ну, а мне просто ни к чему, – самокритично сказал Слономоська. – Меня в любой одежде узнают.

Петропавел не понял, зачем тогда надо было это предлагать – тем более во множественном числе, но не проронил ни звука.

– Стало быть, для разговора с Бон Жуаном потребуется посредник. Им должна быть женщина.

– Шармен! – ехидно встрял Петропавел.

Слономоська поморщился, не услышав иронии:

– Для Шармен нужно создавать специальные условия, – например, посадить ее под стеклянный колпак, чтобы она не могла оттуда обнимать и целовать Бон Жуана, когда будет с ним говорить. А потом я и сам не хотел бы подвергать себя опасности, пока объясняю ей ее задачу. Так что Шармен отпадает.

– Белое Безмозглое! – продолжал издеваться Петропавел.

– Ни в коем случае! – простодушно воскликнул Слономоська. – Во-первых, она проспит все объяснения и заснет на собственных, а во-вторых, ни у кого нет никакой уверенности в том, что оно действительно женщина! Не думаю, чтобы Бон Жуан закрыл на это глаза. Тут Слономоська принялся метаться по площади, пока наконец не вскрикнул: – Вот она! Нашел!.. С Бон Жуаном будет говорить Тридевятая Цаца. Тем более что Тридевятая Цаца – моя невеста.

– Вторая? – поразился Петропавел.

– То есть как – вторая? – тоже поразился Слономоська.

– Погодите, погодите… – Петропавел очень заинтересовался. – Вы же сказали, что Спящая Уродина – Ваша невеста!

Слономоська задумался:

– Какой Вы, право!.. Прямо как на суде! На страшном суде!.. Но действительно, нечто в этом роде я говорил. Не знаю, как такое случилось… Видите ли, я не употребляю слов в жестких значениях: во-первых, они сами не очень любят жесткие значения, а во-вторых, это слишком обязывает. И трудно потом выкручиваться. А я имею обыкновение заботиться о своих тылах: я ведь чертовски противоречив и потому всегда должен иметь возможность отступить в надежное укрытие. Хм… Спящая Уродина – моя невеста. Тридевятая Цаца – моя невеста. Знаете, я не думал над данным противоречием. Будем считать его несущественным.

Петропавел даже крякнул от изумления.

– Почему Вы крякаете? – поинтересовался Слономоська.

– Да потому

что это противоречие не может быть несущественным! Ради чего же тогда огород городить и добиваться от Спящей Уродины признаний с помощью Тридевятой Цацы, если сама Тридевятая Цаца – Ваша невеста? Тут все непонятно!

Слономоська молчал и думал.

– Никак не возьму в толк, о чем Вы, – признался он наконец. – Ясно ведь, что мои высказывания о невесте на данный момент представляют собой суждения философские, а не эмпирические… Но даже если бы это были эмпирические суждения. Вам-то какая разница?

– Ну, я исхожу из того… – Петропавел задумался, из чего он исходит: обозначить это оказалось трудно, и он обозначил общо: – Я исхожу из того, что называют порядком вещей. Есть порядок вещей! – воодушевился он. – В соответствии с ним, даже если у человека, это бывает на Востоке, несколько жен, то невест – одновременно! – не может быть несколько.

– А с чего Вы взяли, что у меня их несколько?

– По крайней мере, две!

– Откуда же две? – заторговался Слономоська. – Одна у меня невеста, только по-разному называется: Спящая Уродина и Тридевятая Цаца… Поясню это на примере.- Слономоська неизвестно откуда взял мел и вычертил на асфальте схему, которая, как выяснилось впоследствии, не имела отношения к его дальнейшим рассуждениям. – Вообразите, что на пальце у меня украшение.

– Не могу, – честно сказал Петропавел: у Слономоськи не было пальцев.

– Неважно, – поспешил заметить Слономоська. – Так вот, на пальце у меня украшение с большим камнем. Вы подходите ко мне и спрашиваете: «Что это у Вас – кольцо или перстень?» – «Не знаю точно», – отвечаю я. Теперь скажите, сколько, по-Вашему, украшений на моем пальце?

– Одно, – ответил Петропавел нехотя.

– Действительно, одно, – подтвердил Слономоська. – Только оно может называться и так, и эдак. Стало быть, и невеста у меня одна.

– Извините! – не хотел сдаваться Петропавел. – Кольцо и перстень – это обозначения для одного и того же предмета, это синонимы, а Спящая Уродина и Тридевятая Цаца – не синонимы: они относятся к разным лицам!

– По-моему, Вы следите только за поверхностным уровнем моих высказываний, а надо ведь считаться не только с тем, что выражает слово своей оболочкой, но и с тем, что оно в принципе может выражать! Пусть упомянутые имена относятся к разным лицам, зато к одному понятию – невеста, – резюмировал Слономоська. Однако, по мнению Петропавла, резюмировать было еще рано:

– Вы же не с понятием дело иметь будете, а с живыми существами!

– Именно с понятием – при чем тут живые существа? Хороши живые существа – одна вообще не дана в чувственном опыте и находится за тридевять земель, а другая на сегодняшний день спит как мертвая, то есть все равно, что отсутствует в мире! – Слономоська сокрушенно вздохнул и вычертил еще одну бесполезную схему. – Ладно. Приведу другой пример. Предположим, я говорю, что дарю Вам на Ваш день рождения гусыню. Но я только произношу эти слова, а гусыни не даю. Сделал я Вам в таком случае подарок или нет?