Между двух войн
Шрифт:
Как-то Воронов насел на Архирейского, своего научного руководителя, и потребовал объяснить, каким образом некоторые абитуриенты, плохо владеющие русским языком, смогли написать сочинение? Тот неохотно, под большим секретом, рассказал, что существуют негласные квоты на представителей не только коренных национальностей Сибири и Дальнего Востока, но и для уроженцев некоторых союзных или автономных республик.
– Сам знаешь, у них образование просто так не получить! – разъяснил Архирейский. – За поступление в вуз надо заплатить, за должность в милиции – дать взятку. Бесплатно обучая
Архирейский ошибался. Во-первых, национальные кадры из союзных республик не рвались на родину, где за каждое продвижение по службе надо было заплатить вышестоящему начальнику. Во-вторых, оказавшись среди соплеменников, бывшие хабаровчане тут же начинали брать взятки, которые на периферии Советского Союза считались не должностным преступлением, а обычной благодарностью, национальной формой вежливости.
Во времена перестройки прославившийся борьбой с коррупцией в Узбекистане следователь Гдлян огласил некоторые расценки при приеме на работу в милиции. Должность обычного постового в Узбекистане стоила десять тысяч рублей. Сколько запросили бы за место следователя в райотделе, оставалось только догадываться.
Однокурсник Воронова узбек Яхъя без стеснения рассказывал о своей поездке на каникулах в Ташкент. В табачном киоске (в Ташкенте, оказывается, были киоски, торгующие исключительно сигаретами и папиросами) Яхъя попросит пачку болгарских «БТ» в твердой упаковке стоимостью 80 копеек. Продавец взял рубль, протянул сигареты и занялся своими делами. В Узбекистане было не принято давать сдачу. Яхъя обошел киоск, постучал в дверь и сунул ничего не понимающему продавцу удостоверение под нос.
– Ты, кажется, не понял, с кем имеешь дело? – грозно спросил слушатель.
– Извини, уважаемый, не узнал! – стал оправдываться продавец.
Чтобы уладить конфликт, он взял пустую пачку сигарет, вложил в нее свернутую сотенную купюру и вручил «презент» покупателю-милиционеру.
– Еще раз извини! – попросил работник табачной торговли.
Яхъя рассказывал об этом случае как о чем-то обыденном. Получил взятку в сто рублей, и что такого? В Узбекистане все так живут: «Не подмажешь, не поедешь!» Яхъя был из семьи с небольшим достатком и возвращаться на родину не планировал. У его родственников не было столько денег, чтобы купить место следователя даже в сельском райотделе.
«К нашим армянам подкатывали представители местного УВД, предлагали хорошие должности после окончания учебы. Бесплатно предлагали, но никто не согласился продолжить службу в нищем бунтующем Карабахе. Даже в Армению никто не собирается, все хотят на Дальнем Востоке остаться. Теоретически можно предположить, что кто-то из слушателей-армян или азербайджанцев согласился выполнить просьбу местного националистического подполья, только никого из них на КПП в Дашбулаге в день исчезновения Грачева не было. Парни с украинскими фамилиями были, а армяне или азербайджанцы – нет.
Спрашивается, что я знаю об украинцах? Есть ли настоящие украинцы среди слушателей? Украинца от русского по лицу не отличишь. Местом распределения у него будет тот райотдел,
11
«Мощнейший внутренний стимул перехода на сторону врага – разочарование в окружающей действительности и общественно-политическом строе, – размышлял Воронов. – С пионерских лет нам вдалбливали, что СССР – это страна всеобщего равенства, что у нас нет ни бедных, ни богатых, что благосостояние граждан Советского Союза зависит исключительно от их добросовестного труда и полученного образования. По приезде в НКАО оказалось, что эти утверждения лживы и не соответствуют действительности».
Воронов вспомнил одно из первых патрулирований Степанакерта. Он, Рогов и еще кто-то из однокурсников спустились вечером с улицы Зорге на небольшую площадь, окруженную частными домами. Центральное место на площади занимало трехэтажное административное здание без вывески над входом. С торца здания на улицу выходил кран с водой. Ребята поинтересовались у местных жителей, что находится в этом здании, и были поражены, узнав, что это частный дом.
– Кем работает хозяин этого дома? – спросил Рогов.
– Он – уважаемый человек! – с гордостью ответил седой армянин.
«Домик» уважаемого человека был немного меньше здания Индустриального РОВД города Хабаровска, но гораздо больше Краснофлотского отдела милиции. Кран с водой говорил о щедрости и достатке владельца дома – централизованного водоснабжения в частном секторе Степанакерта не было.
– Со стороны входа на первом этаже четыре окна, – посчитал Воронов. – На втором и третьем этажах – по пять окон. Если в доме на первом этаже нет бального зала, то в нем должно быть не меньше двенадцати комнат. Черт возьми, зачем такой огромный домина нужен? Как в нем жить, как его обогревать? Как хозяйка этого дома полы моет?
Рогов показал на женщин с ведрами, идущих к крану с водой.
– Вряд ли жена «уважаемого человека» сама с тазиком по полу ползает! – сказал он. – Посмотри, какие лачуги стоят у спуска у улицы Зорге. Женщины той части города с удовольствием порядок в этих хоромах наведут.
Через неделю хабаровчане узнали, что три самых больших дома в Степанакерте принадлежат прокурору области, главному судебно-медицинскому эксперту НКАО и директору автозаправочной станции. Дом прокурора был трехэтажным, с внутренним лифтом и летним садом на крыше. Жилище бензинового короля Воронов не видел, а дом судмедэксперта рассмотрел с горы в бинокль. Усадьба патологоанатома стояла немного в стороне от основной жилой застройки. С трассы к ней вела асфальтированная дорога. От любопытных глаз дом и надворные постройки скрывал двухметровый каменный забор. Жилой дом был двухэтажным, построенным из темного кирпича. С горы он чем-то напоминал крепость Крак-де-Шевалье из учебника истории за пятый класс.