Между двух войн
Шрифт:
– Ты не помнишь, кто где находился перед началом обстрела?
– Знать бы, где упадешь, соломки бы постелил! Я на улице был, еще два человека – на крыльце, а остальные – черт знает где, но около КПП или внутри него. Долго ли условный знак стрелку на пригорке подать? Закурил сигарету, помахал рукой, вот тебе и проблесковый маячок метров на пятьсот. Можно фонариком в окно условный сигнал подать. Да мало ли что можно сделать!
– Ты запомнил, как выглядели корреспонденты?
– В машине было трое: местный водитель и два мужика лет по сорок. Одного я хорошо рассмотрел,
Грачев хорошо, даже профессионально рисовал. Портреты у него получались просто замечательные, с характерными признаками человека. Воронова он как-то нарисовал в образе кудрявого рок-певца с массивным крестом на шее. Виктору рисунок понравился, и он оставил его среди личных бумаг. Бурята Дамбаева Грачев изобразил в длиннополом халате с чалмой и четками в руках. Дамбаев обиделся: «Какой я тебе муфтий! Я буддист, а ты меня в мусульман записал».
На трассе из Ходжалы появился свет фар грузового автомобиля. Воронов велел Грачеву разбудить Архирейского, а сам скомандовал дежурным слушателям натянуть светоотражающую веревку поперек дороги.
На грузовике прибыл взвод оперативного реагирования из Калачевской бригады.
– У вас стреляли? – спросил выпрыгнувший из кабины «Урала» лейтенант внутренних войск.
– У нас. Только мы подмогу из ВОГ не вызывали, – ответил Архирейский.
В двух словах он рассказал о скоротечном бое в темноте, поинтересовался, откуда в Степанакерте стало известно о перестрелке.
– Дальше по дороге будет азербайджанское село, – пояснил офицер. – Там у нас пост. Дежурный по КПП сообщил, что рядом с селом идет автоматная перестрелка, вот мы и выехали узнать, что к чему.
Из темноты, как черт из табакерки, появился местный участковый, неизвестно где прятавшийся весь вечер и начало ночи.
– Я бы не советовал вам ехать ночью по дороге через лес, – сказал он. – Мало ли что!
Армейский лейтенант отмахнулся от его здравого совета и уехал с солдатами в темноту. Воронов уселся на броне БМП и стал ждать рассвета.
8
Чуть забрезжил рассвет, Архирейский и Воронов пошли на пригорок осмотреть место, откуда по ним вели огонь. У одиноко торчащего валуна они обнаружили россыпь гильз от автомата Калашникова калибром 7,62 мм, чуть поодаль – следы крови на камнях.
Пока Архирейский рассматривал капли крови и прикидывал, кто – он или Воронов – ранил или убил человека на пригорке, Виктор заметил крупного скорпиона, вылезшего из-под камня погреться на солнце.
Ловля скорпионов была любимым развлечением в отряде. Опасных членистоногих с загнутым хвостом высушивали, помещали на хранение в баночки или пустые мыльницы. «Будет что показать родственникам, когда вернемся! Пусть знают, в каких условиях мы службу несли», – говорили ребята. Для ловли скорпиона у Воронова не было с собой самого необходимого – коробочки или банки, куда можно было загнать ядовитую тварь, но любопытство пересиливало.
Виктор нагнулся и рядом
В первый же день приезда во вторую командировку Воронов обратил внимание, что армейские офицеры и солдаты роты спецназначения не заправляют брюки в берцы, а носят их навыпуск. Охранники Колиберенко объяснили, почему они так делают.
– При действиях в горах шнурки на берцах цепляются за колючки, равновесие теряется, можно упасть. Если выпустить брюки поверх голенищ, то колючки в худшем случае порвут материю, но ты останешься на ногах.
Неизвестный стрелок был на пригорке в обуви со шнурками. При отступлении он зацепился в темноте за колючки, упал и выронил блокнот. Отойдя на безопасное расстояние, он обнаружил, что потерял блокнот, и решил вернуться за ним. Поискам помешал Архирейский, открывший огонь по свету фонариков. Скорее всего, именно Вадим Петрович ранил вражеского автоматчика или его приятеля, корректирующего огонь.
– Вот черт! – подал голос Архирейский. – Мы с тобой, кажется, эту сволочь зацепили. Если сообщим в ВОГ, сюда примчатся прокуроры, начнут расследование, и мой отъезд сорвется.
Архирейский в последние дни командировки мысленно был уже дома, в кругу семьи. Оставаться на неопределенный срок в Карабахе он явно не хотел.
– Это не обязательно кровь человека, – подал идею Воронов. – Овца или коза могли поранить ногу, и вообще, кто сказал, что это – кровь?
– Пожалуй, ты прав, – охотно согласился командир отряда. – Не будем раздувать из мухи слона! Особистам из ВОГ не обязательно знать, что мы нашли какие-то странные пятна. Дай-ка автомат!
Архирейский прикинул по расположению гильз, какую позицию занимал стрелок у камня, лег на землю, прицелился.
– Судя по всему, – сказал он, – неизвестные бандиты хотели только попугать нас, спровоцировать на ответные действия. Вчера перед отъездом мы вышли на крыльцо. Свет лампы над входом в КПП отбросил наши тени на дорогу. Потом мы пошли через освещенный участок… Если бы стрелок хотел, он бы нас обоих одной очередью в решето превратил. Во всяком случае, в одного из нас он бы мог прицельно попасть, но не стал этого делать.
– Может, этот террорист просто-напросто стрелять не умеет? – возразил Воронов. – В сумерках расстояние до цели искажается. Хотел попасть в нас – взял выше, потом скорректировал огонь и начал обстреливать БМП.
– Не будем гадать! – Архирейский встал, вернул автомат Виктору. – Пошли, нам пора возвращаться.
– Может, гильзы соберем? – предложил Воронов. – Без них будет непонятно, откуда ночной бандит стрелял.
Командир отряда намек понял – без гильз привязать бурые пятна на камнях к конкретному месту будет невозможно. Воронов и Архирейский собрали гильзы, спустились к КПП. Там уже вертелся участковый, высказывал предположения, кто бы мог обстрелять пост ночью.