Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы
Шрифт:
Мы этот участок больше всего укрепили, одновременно заняли оборону тремя ротами. Но оказалось, что они шли не только со стороны села Теремны, но со всех сторон, со стороны Андрушовки, Суража, Закто-Вили, закольцевали лагерь полностью силами до 8 тыс. солдат, причём предварительно они захватили все автомашины в гебитскомиссариате гор. Ровно, боеприпасы через свою агентуру.
Началась атака. Атака с криками “ура” со специфическим украинским командованием. Сначала пытались по-немецки командовать, но когда увидели, что мы их разоблачили, стали командовать “другий рий ливы”, “крылом атакуй”.
Первая их атака закончилась неудачно. Ураганным
Атаки повторялись через каждые 20 минут и очень интенсивные, с криками “ура”. Дело доходило чуть ли не до рукопашных схваток. Невзирая на жертвы, которые наносили наши бойцы из укрытых позиций, они бились и бились, желая закончить операцию. Надо сказать, что за всё время я не встречал такого фетишизма (так в документе, вероятно, имеется в виду «фанатизма». — А. П) в борьбе. Они дерутся лучше немцев.
После десяти атак у них отпала охота к атакам. Они подняли шум и крик, но не двигались с места.
Так прошёл день. К вечеру прибыли три батальонных миномёта с их стороны. По-видимому, мин было неограниченное количество, посокльку был интенсивный огонь. Мины перелетали с одной стороны на другую, а потом они пристрелялись и стали бить на площадку. На основной площадке никого не было, был только обоз, а командный состав находился или в укрытии, или на передовой линии. В передовую линию они не попадали, а по центру били.
С наступлением темноты, вечером, когда кругом стало более или менее спокойно, была только перестрелка, но наши экономили боеприпасы, которых у нас было в ограниченном количестве, били по цели, «на ура» не стреляли. Националисты, не сумевшие взять нас штурмом и понёсшие большие потери, начали роптать на командный состав, их ропот был слышен нашим бойцам. Решили перейти к длительной блокаде.
Ночью начал раздаваться стук топоров и лопат перед нашей высоткой, стали образовываться дзоты, одновременно была посажена кукушка. Расчёт был такой, чтобы с трёх сторон непрерывными атаками навести панику в наши ряды, заставить нас отойти на сухопутные участки, более благоприятные для отхода, а по дороге, которая проходила за 300 мтр. за кустарниками, были миномёты и кукушки. Если бы действительно мы последовали их замыслу, который они намечали, мы могли бы быть уничтожены, или понесли бы колоссальные потери.
Но у нас были головы на плечах. В первую же ночь мы сделали прорыв из окружения. Обоз наш пострадал, всего у нас было до 50 подвод, но особенно ценных запасов у нас не было. Оружие было на руках. В повозках находилось частично продовольствие и одежонка, хорошие были кони.
Когда мы решили в первую же ночь пробраться, встал вопрос об обозе, его решили оставить. Наметили план — прорваться в ту сторону, с которой мы лучше всего были ограждены, но мы рассчитывали так, что ночь тёмная, мы выйдем незаметно, они ничего нам не сделают. Практика показала, что выйти возможно, построив роту в боевом порядке, но необходимы звуковые сигналы или сигнальных поставить не менее двух человек.
Летняя ночь длится недолго, всего четыре, пять часов, и, пока мы раздумывали, как это дело сделать, звуковые сигналы нельзя было применить, время прошло и начался рассвет.
Пришлось это дело отставить, занять оборону и драться ещё целый день.
На
Так прошёл второй день. Наши мало стреляли, националисты также стреляли мало, в атаки шли реже, хотя крику было сколько угодно. Попытка их обойти нас с левой стороны не увенчалась успехом. К тому же мы решили сделать прорыв перед вечером с таким рассчётом, чтобы заранее построиться в боевом порядке, а вечером, не растерявшись, пойти с проводником. Проводник был свой.
Задача была такова: прорваться в сторону леса, к сёлам прорываться мы считали опасным, поскольку там было до пяти националистических штабов, а из лесу пройти за советскую границу, где националистов совершенно не было, в Славутские леса.
Как решили, так и сделали. Порядок был такой: впереди идёт только подрывная группа автоматчиков 20 человек под моим руководством; она должна была в случае какого-либо сопротивления со стороны противника, сломить его огнём автоматов. Патронов было достаточно.
Автоматчики все пошли на прорыв. Задачей автоматчиков было обеспечить прохождение всей группы. Следом за автоматчиками должна была идти стрелковая рота. В самом конце снимется с обороны третья стрелковая рота, вместе с ней командир отряда. Перед самым отходом командир отряда вышел с разведкой, подрезали они кустарники, сделали стежку, чтобы не было слышно шелеста, чтобы пройти незаметно. Это было сделано настолько хорошо, что националисты только по последним людям сумели открыть огонь, была ранена только одна женщина в это время в нашем лагере. Раненых выносили на самодельных носилках. Построились в боевом порядке и вышли.
Для националистов был неясен наш манёвр. Они считали, что только небольшой группе противника удалось пройти, а остальные, как они предполагали, в количестве 500 человек, находятся в лагере.
И они начали обстрел лагеря. Они стреляли с двух или даже с трёх сторон. Когда они стреляли с одной стороны, их группам с другой стороны казалось, что стреляем мы, — этим они были введены в заблуждение.
Мы вышли в ночь с 26 на 27 июля и пошли на советскую сторону и слышали, что бой продолжается, ожесточённый бой, с миномётами, станковыми пулемётами, ракеты вылетали. У нас даже естественно подозрение возникло, что подошли немцы и бьются с националистами. Целые сутки продолжался этот бой, до рассвета 28 июля.
Оказывается, они нашего ухода не обнаружили. В лагере мы оставили обоз, оставили лошадей, лошади, бродя в кустах, производили шорох, им казалось, что мы в лагере.
Два раза они обстреливали лагерь, но в 12 часов дня, не слыша ответных выстрелов, командование решило, что большевики должны быть все перебиты. И вот, командующий этим наступлением Крук (молодой человек лет 27, худощавый, высокого роста, очень весёлый, общительный с бойцами, пользовавшися большим авторитетом со стороны своей свиты) решил выехать трибуном в лагерь осаждённого противника.