Между избранными и изгоями
Шрифт:
С полминуты подумала и взволновано заговорила:
– Баба, ты вот что… Вели Прохору, конюху, приготовить мне Гнедую… Пусть кобылу оседлает и отведет за колодец, к березе. А там меня ждет!
– А сколько ждать-то?
– Сколько надо, столько пусть и ждет. Пока не приду – пусть ждет. Хоть всю ночь. Да, потом Марфе скажи, чтобы приготовила мой костюм для верховой езды. Пусть на кровать мне положит и про сапоги не забудет: те старые, в которых я на коне езжу. Да все тихо сделайте, чтоб никто не знал. А ты не помнишь, откуда сваты приехали?
– Говаривали, из соседней губернии. Доченька, а какой такой костюм-то?
– Да
Вернулась Евдинья за стол. Гости шумели, веселились, а она улыбалась и молча думы думала: "Как да что проверить-то…"
Спорили да рассуждали и сговорились на том, что свадьбу в доме у невесты сыграют. Потом молодые у жениха на родине повенчаются. Смеркалось на улице, когда сваты в дорогу засобирались. Как говорится – пора и честь знать…
Уехали сваты, а батюшка Евдинью на двор позвал, поговорить: "Как тебе жених?.. Понравилась ли родня будущая?" – расспрашивал дочку хмельной Егор Агапович.
Евдинья сказала, что, вроде бы, все понравилось, но страшновато замуж-то за незнакомого парня выходить…
Глубоко за полночь Евдинья на цыпочках, тихонько, как мышка, по дому пробежала и, когда убедилась, что все спят, проскочила в кухню. С печи прихватила сдобный каравай, завернула его в полотенце и нож самый острый выбрала. С ножом и караваем в руках вернулась в комнату и положила все в суму, которую через плечо надевают. Переоделась в "костюм для верховой езды", суму через плечо перекинула, быстро ноги портянками обмотала, натянула сапоги и бегом к березе, что за колодцем растет.
Прохор прислонился спиной к дереву и заснул. Гнедая кобыла почуяла, что кто-то приближается, недовольно зафыркала, начала на месте топтаться и разбудила конюха.
– Барышня, ты куда же в ночь-то собралась? – полюбопытствовал Прохор, увидев Евдинью.
– Ты беги домой да спать ложись, Прохор. С утра, как спросят что-то про меня, сказывай: ничего не видел. А то, может, я к полудню уже вернусь. Если батюшка строжиться будет, скажи, что я тебе велела кобылу к березе привести и привязать, а меня не ждать и никому ничего не говорить. Скажи, якобы подумал, что я прокатиться решила… Освежиться после сватовства. А что куда и во сколько, знать не знаешь, а то батюшка тебя накажет. Ну, все, беги. Спасибо тебе за помощь… Да еще, Прохор, а сваты в какую сторону поехали? Ты слышал?
Прохор молча махнул рукой в сторону леса. Потом схватил кобылу за узды, чтобы Евдинья не уехала, и спросил:
– Барышня, да ты никак бежать вздумала? От замужества текать?
– Дурень! Да куда мне текать-то? Узнать мне кое-что надобно, но так, чтоб батя не знал, вот и все! Иди уже домой! Да завтра все скажи, как я велела. Ну, прощай, Прохор, некогда мне с тобой больше говорить, – ответила Евдинья; сапогами стукнула лошадь по животу и поскакала по дороге, что вела не в город, а в лес.
Вот уже рассвет, а Евдинья все скакала и усталости не чувствовала. Останавливалась иногда, ложилась на дорогу и слушала: не слышно ли конского топота. Не догнала ли она сватов? Ничего не слышала… Гнедая уже выдохлась совсем, и солнце сильно припекало, стало быть, скоро время к полудню, а сватов все никак не догнать. Евдинья спешилась у моста через реку, Гнедую разнуздала, свела к реке, напоила и отпустила отдохнуть,
"Ни сна, ни отдыха не хочу, – сама себе удивлялась Евдинья. – Но лошади надо отдохнуть. Гнедая – кобыла молодая и дюже выносливая: за свою жизнь первый раз такую вижу. Если пару часов ей не дам отдохнуть – падет лошадь… Неужто, за столько времени я нагнать сватов не смогла?.. Они же пьяные были, а, может, делали вид, что пьяные? А, может, Прохор перепутал чего и, с перепугу, мне не в ту сторону рукой показал?.."
Засомневалась Евдинья и увидела, как на телеге, запряженной старой клячей, мужик с бабой да с малым дитем мост переезжают. Обрадовался мужик, увидев Евдинью, и закричал:
– Девонька, милая, до Воронежа-то еще сколько ехать? Может, подскажешь…?
Баба на телеге с опаской смотрела то на своего мужика, то на простоволосую девку в мужской одежде, с сумой через плечо…
"Негоже перед чужими мужиками волосы-то распускать", – подумала Евдинья, достала из кармана штанов платок и, повязав голову, заговорила:
– Два дня пути. К вечеру большую деревню будете проезжать, там на ночлег попроситесь. А то придется в лесу с дитем ночевать.
– Весь народ честной в поле работает – на дорогах никого. А ты куда путь держишь? – снова заговорил мужик, переехал мост и спрыгнул с телеги. За ним и баба его с дитем тоже слезла, видно, ноги затекли.
– А по дороге двенадцать мужиков верхом на конях не встречали? – спросила Евдинья.
– Как же, как же – часа два назад проехали. В аккурат двенадцать человек: я пересчитал. Считать-то меня бабка моя сызмальства научила. Она не из простых была, да замуж за моего деда вышла, любила…
– Меня Евдинья зовут, – поклонилась Евдинья мужику и бабе.
Познакомились, разговорились и Евдинья выяснила, что двенадцать всадников, он встретил в аккурат на развилке трех дорог. И видел, как они свернули на дорогу, что в другую губернию ведет.
Девушка в путь засобиралась, поклонилась мужику и бабе.
Евдинья-то думала, что баба немая и вдруг она заговорила: да так, что не остановить:
– Там, если по той дороге версту или две проехать, тропинка влево уходит. Она идет через лес, полдня езды – и приедешь снова на дорогу. А там уж другая губерния. По большой-то дороге день пути вокруг выходит. По той тропинке на телеге не проехать, только верхом. Может и зря я тебе девица про тропинку поведала? Тропа-то энта тоже раньше большой дорогой была. Лихие люди там озорничать начали и никто ездить не стал. Ты, Евдинья, если шум какой услышишь – в лесу спрячься, пережди.
Баба посмотрела на своего мужика и добавила:
– Пошто очи-то на меня пялишь? Я же с этих краев, забыл что ли. На той дороге брат мой старшой пропал. Вот я про энту тропу и ведаю…
– А пошто ты раньше-то молчала? Всегда ты, Нюрка, скрытная да нелюдимая… – начал браниться мужик.
Евдинья не стала слушать семейный спор, а обуздала Гнедую и поехала через мост. После развилки, через полторы версты, съехала она на тропу, по которой не только телега не проедет, но и верхом быстро не проскакать. Смеркалось уже, когда тропинка совсем узкая стала, что и лошадь не пройдет. Спешилась Евдинья, развернула лошадь в обратную сторону, сняла узду и седло с Гнедой и оставила на земле. Похлопала ладонью по шее лошадь, а затем обняла за шею и, прощаясь, сказала: "Домой иди, да к людям не подходи, а я дальше пойду".