Между небом и землей
Шрифт:
— Я не чувствую ничего особенного профессор, — расстроено произнесла я, разглядывая свои ногти.
— Возможно, тебе потребуется время, чтобы обрести ее.
— А пока я буду сквибом? — с раздражением спросила я, подняв взгляд на директора.
Немного грубоватый тон был проигнорирован. Дамблдор задумался, однако следующая его фраза повергла меня в шок:
— Попробуй наколдовать что-нибудь без палочки.
— Это невозможно! — в сердцах произнесла я.
— Ты просто попробуй, — спокойно повторил он.
Я испугалась, боялась, что это не подействует, нет, была уверена, что
— Что я должна делать? — спросила я, так как совершенно не понимала, что от меня требуется.
— Просто произнеси заклинание, как ты обычно это делаешь, — предложил Сириус, скрестив руки на груди, Мерлин, как он переживал, я буквально ощущала это…
Гарри просто наблюдал, не ожидая ничего увидеть, как и другие, находящиеся в этой комнате. Просто произнести?
— Авис! — сказала я.
Но, как и ожидалось, ничего не произошло. Сердце больно сдавило негодованием. Сириус тяжело вздохнул, не в силах сдержать переживания. Нет, так быть не должно, он не должен сильно расстраиваться из-за меня, боль его ощущений пронзила меня.
— Авис! — срывающимся голосом произнесла я.
Снова никакого эффекта. Гарри и профессор Дамблдор поникли, я это чувствовала, слышала их переживания: как тревожится Сириус, что ощущает Гарри, как болит рука Дамблдора…
Нахмурившись, я заглянула в голубые глаза директора.
— Профессор, я слышу ваши чувства... не мысли, а именно чувства! — сама не понимая смысл своих слов, сказала я.
— Что именно ты ощущаешь? — казалось, без удивления спросил тот.
— Я чувствую вашу тоску и переживания, — и, запнувшись, добавила. — Я чувствую, как у вас болит рука, будто это моя собственная.
Я потерла свою кисть, неприятно поморщившись. Гарри и Сириус ничего не поняли.
— Эмпатия… — задумчиво произнес директор; я присоединилась к двум непонимающим в этой комнате, а Дамблдор ненадолго ушел в раздумья. — Это древняя наука чувств, ты ощущаешь чужую боль и переживания будто свои. Эмпаты среди волшебников встречается крайне редко, обычно это просто чувство сильно развитой интуиции, — закончил он.
— И это теперь все, что я могу? — хмыкнула я, кидая взгляд за круглое окно, где только что за тучкой скрылось солнце, словно оповещая о наступлении ненастных времен. — Бессмысленно…
— Твои способности развиваются постепенно, не все так быстро.
— Но что же мне теперь делать?
— Ждать, все придет само собой… — он говорил так, будто ему наплевать. — Думаю, я смогу попросить профессоров, чтобы они не заставляли тебя колдовать на уроках, в оправдание что-нибудь придумаю.
*
Дамблдор не смог мне помочь, его бесчувственные фразы застряли в сердце. Стало страшно, а вдруг это всё, на что я буду способна? Да какая разница! Читать мысли и чувствовать людей… Не много для самозащиты.
В следующие дни, недели Сириус как мог, старался поддерживать, скрашивая эти переживания. Он пытался говорить речами Дамблдора, которые я и вовсе не хотела слушать, потом просто обнимал меня и обещал,
В последнее время я стала отдаляться ото всех и от него в частности, появилась скрытность, нелюдимость, я была не в своей тарелке среди студентов среди множества их чувств, часами не выходила из комнаты. Все беспокоились — это убивало еще сильнее, появились жуткие головные боли. Даже присутствие Сириуса в моей жизни не помогало.
В среду я не пошла к нему на свидание, ведь последнее превратилось в моральную пытку. Я утопала в его жалости и поневоле чувствовала себя и впрямь жалкой. Стоило его коснуться, как все чувства разом усиливались, меня начинало тошнить от странной мешанины чужих и собственных чувств.
Я сидела в Выручай-комнате, утопая в горьких слезах несправедливости. Потеряла силу… Чувствовала себя обузой для других. Что я могу получить взамен магии? Эмпатию, которая разрушает меня изнутри? Чтение мыслей? Бред! Невыносимый бред! А вдруг это всё? Вдруг я больше никогда не смогу наколдовать и простых чистящих чар? Снова и снова я углублялась в тяжелые мысли и не выходила из этой депрессии, глядя на свою теперь волшебную палочку, бесполезным куском дерева лежащую на моих коленях. Новые способности сжигали меня изнутри. Ощущать каждого человека, ощущать всех их вместе... я старалась спрятаться в кокон, оттолкнуть от себя гнетущее присутствие чужеродных чувств, сходила с ума, не могла спать, чужие сны врывались в голову. Я перестала нормально есть, от усталости знобило. На уроках сидела тихо, боялась отвечать на вопросы профессоров, кое-кто из студентов замечал, что я вовсе не использую магию ни на уроках, ни в быту. Спустя какое-то время некоторые стали догадываться о моей неспособности колдовать. Учителя сочувствовали мне, принося все новую боль. Однажды профессор Треллони — преподаватель прорицания, у которой я даже не занималась – просто подошла ко мне в коридоре и обняла.
«Моя девочка, я знала, что с вами это рано или поздно произойдет! – сказав это, она просто ушла по своим делам”.
Эта полоумная Стрекоза не понимает, что мне и так плохо? Так еще и издевается, пусть и неосознанно! Ее прикосновения едва не убили, голова раскалывалась на части. После встречи с ней я имела наглость пропустить зельеварение и снова горько плакала в Выручай-комнате. Я вновь и вновь пыталась колдовать, но это была пустая трата времени, ни с палочкой, ни без нее ничего не получалось. Я пала духом.
Словно тень я бродила по ночному Хогвартсу. Днем избегала встреч с друзьями и Сириусом. Мой внешний вид внушал ужас: глаза потухли, под ними образовались нестираемые темные круги, волосы спутались и потускнели, спина осунулась. Сириус пытался просто разговаривать со мной, но я постоянно говорила одну и ту же фразу: «Прости, я сейчас занята», и как не пытался, он не мог помочь мне. Сириус ловил меня в коридорах, отводил к себе в кабинет, снова что-то говорил, обнимал, но чувствовал, что я от него ускользаю, находя новые оправдания для побегов. На самом деле весь его эмоциональный фон отражался на мне, принося физическую и моральную боль. И я в конце концов стала совсем избегать его…